Я молчу. Внутри всё сжимается. Если это шутка, то он перегибает палку, или у него начался старческий маразм.
– Нет, – говорю я и чувствую, как все мышцы напрягаются в готовности защищать своё.
– Тимур, – снисходительно говорит Игнат, и меня передёргивается от этого тона, – ты мне, конечно, немаловажен, но родной сын ближе на инстинктивном уровне. Когда станешь отцом, поймёшь меня: против природы не пойдёшь. Она не позволит. Филипп сейчас делает многое, что бы угодить мне…
– В твою мудрую голову не приходила мысль, что он это делает ради денег? – спрашиваю я, стискивая зубы.
– Ещё одна черта непроходимой бедности. Судить других, вкладывая в них свои черты.
Я почувствовал, как сводит скулы, будто окатили ледяной водой. Для меня, кроме этого сумасшедшего старика в целом мире не было никого, кому бы я мог доверять… до сегодняшнего дня.
– Я сказал. Нет. – отвечаю, сжимая кулаки. Мгновенно уношусь мыслями в прошлое и вижу себя одиноким одиннадцатилетним щенком, запуганным и глупым. Одиноким. Новичок в детском доме, у которого все хотели что-нибудь отнять, а потом избить за то, что не отдавал. И сейчас перед Игнатом, я стоял точно так же, как волк, готовый защищать свою территорию. – Нет.
– Подумай хорошенько, сынок. Ведь мне не составит труда отобрать всё, что тебе дорого.
Галстук сдавливает шею, я сглатываю, и хочется сбросить эту удавку. Но я останавливаю себя, держа руки по швам, изображая солдата, готового к бою. Игнат смотрит на меня сверху вниз, отстранённо и уже по-другому. Была ли раньше в его взгляде отеческая теплота… Может, я себя жестоко обманывал, чтобы был стимул жить дальше?
– Я всё сказал.
Выхожу из его кабинета и медленно спускаюсь по лестнице, переваривая разговор. Каждый шаг отдаётся эхом в голове и заполняет образовавшийся в ней хаос. Спустившись вниз, ищу Агату. Шум голосов сливается в единый гул, к этому примешиваются цвета. Лица расплываются, я отталкиваю безликих кукол от себя, навязчиво пытаясь скорее найти выход.
– Вы видели женщину, которая пришла со мной? – спрашиваю у кого-то.
– Да, она с сыном хозяина ушла в сторону ванной… – отвечает безликий голос.
Я дохожу до нужной двери и дёргаю за ручку. Она оказывается не заперта, и я вижу Агату, сидящую на коленях и ласкающую ртом член Филиппа. Женщина поднимает на меня глаза, которые еле фокусирует. Её шатает, она пьяно улыбается мне, хотя не похоже, что узнала.
– Закрой дверь, не мешай, – еле ворочая языком говорит Филипп.
Я, не отдавая себе отчёта, кулаком бью ему прямо в челюсть, стирая хамскую улыбку, и захлопываю дверь. Быстрым шагом иду к выходу, потом по ступеням вниз, прочь из картонного дома, склеенного ложью и предательством. Дохожу до машины, но моего шофёра нет на месте. Набираю его номер и через секунду от мощного удара в спину оказываюсь на земле. Телефон отлетает в сторону, его давит чей-то ботинок.
Сыпятся удары в живот и по голове. Перед лицом маячит дуло пистолета с глушителем.
– Босс просил передать, чтобы ты ещё раз хорошенько подумал над его предложением, – прохрипел голос одного из громил. Раздаётся выстрел, и острая боль пронзает плечо.
Я очнулся среди деревьев, вдали кое-как различается шоссе. В голове пульсирует, плечо жжёт и давит. Я спотыкаюсь и падаю на землю, ползу по ней, всё ближе подбираясь к цели. Мой допинг сейчас – месть, и стальное лезвие обиды нанесло ещё одну рану, которая скоро превратится в шрам.
Выползаю на дорогу и вижу знакомые ворота. На ватных ногах подхожу к ним и стучу. Мне кажется, что это всё, и сознание то уходит, то возвращается яркими вспышками. Я отталкиваю охранников, захожу в дом.