Я побрызгала на лицо ледяной водой, поскребла морозные наледи на стекле, поворошила уголья в камине и даже подкинула туда пару поленьев из появившейся вязанки. Вскоре огонь весело затрещал, а я поставила таз с водой на решетку – греться. Неудобно, горячо, но ослушаться Тимара, приказавшего сидеть в комнате, даже в голову не пришло. Кровь с бриджей отстиралась неожиданно легко: сиреневое мыло зашипело на пятне, растворяя его, а потом быстро смылось водой. Я с уважением погладила горшочек: бытовая магия – это вам не жженые стебли подсолнечника.

С шитьем дело обстояло хуже. Мои умения ограничивались лишь латанием лохмотьев, которые я сшивала грубыми стежками, а тут – полдюжины тонких льняных рубашек. Я подшивала кружева и отпарывала их, снова пришивала, пытаясь имитировать аккуратную строчку портного. Заодно припомнила все слова, которыми Магда награждала помощников за нерасторопность. С четвертой или пятой попытки у меня, наконец-то, получилось более-менее прилично. Правда, к этому времени уже стемнело; за весь день я героически отремонтировала целый рукав и кое-как стянула нитками испорченное на груди платье. Вернувшийся Тимар, пока я помогала ему промыть рану, все поглядывал на крупные стежки, спорившие размером со шнуровкой, а на следующий день принес мне простую, немного поношенную, но от этого не менее чудесную солнечно-желтую тунику из крашеной шерсти, теплые чулки и чуть великоватые башмаки на толстой подошве.

Княжеский замок мы покинули через два дня.

Ранним утром я проснулась от тихого голоса Тимара.

– Да, господин. Я все понял.

Высунула голову из-под одеяла, с молчаливого согласия пажа перекочевавшего на сундук, вопросительно посмотрела на хмурого парня, крутящего на пальце перстень.

– Мы уезжаем, – поднялся с кровати Тимар. Ругнулся, схватившись за ногу. – Брыгово се…! – не договорил.

Дохромал до двери, предупредил стражников, караулящих запертые графские покои, об отъезде.

– Очень больно, господин? – спросила я, укладывая скарб в два кожаных мешка, в которых, при желании, могла бы поместиться сама.

– А ты как думаешь? – огрызнулся он. Даже веснушки побледнели.

Вздохнул, примирительно заговорил:

– Лира, если кто спросит – ты моя младшая сестра по отцу. Ясно?

– Да, господин.

– На людях – брат или Тимар.

– Я поняла.

– Отлично, – улыбнулся он уголком рта. – Хоть ты и не похожа сейчас на кухонную замарашку и пахнешь получше, но все еще являешься собственностью князя Луара, и вывозить тебя из замка…

– Я не собственность! – вскочила я. – Мой папа был… То есть он рыцарь!

Парень вздохнул.

– Ты когда его последний раз видела? Год назад? Два? Неужели ты думаешь, что он еще жив? А документы, подтверждающие право на имя, у тебя есть?

– У меня клейма служанки нет!

– Родовой татуировки тоже, – отрезал Тимар.

– Я не рабыня, – всхлипнула я, цепляясь за иллюзию свободы. – Не собственность!

– Не реви, – поморщился юноша. – Вот чего терпеть не могу, так это девчачьих истерик. Собирай вещи, – скомандовал он, натягивая камзол.

Когда я запихнула все, включая свечные огарки, в дорожные сумки, паж попробовал их поднять, скривился и, ссыпав горсть меди на ладонь стражника, приказал отнести баулы вниз.

По лестнице Тимар спускался медленно, очень медленно, и я впервые задумалась, чего ему стоили последние три дня, когда бегать вверх-вниз приходилось как заведенному. Уже и графские сундуки спустили, и слуги все собрались во дворе, а мы все шли, и шли, и шли, делая перерывы после каждого пролета.

Наконец ступени кончились, а Тимар отпустил мое плечо, которое использовал вместо костыля. Закусил губу почти до крови и бодро шагнул на свежевыпавший снег. Метель, наконец, уснула, но колкие, острые льдинки больно жалили кожу. Я поежилась, порадовавшись теплой одежке, и потрусила за парнем, вцепившись в край его плаща.