– Елкой пахнет, – игриво промурлыкала она, повернувшись к Агафонову.

– Да, но раньше этого запаха не было, – насторожился он и, не снимая ботинок, бросился вглубь темных комнат. Ева последовала за ним и застыла как вкопанная, увидев в большой пустынной комнате с эркером перевернутую пушистую сосну, украшенную гирляндами и игрушками, и лежавшего сверху Зака.

– Что это у тебя? – гневно осведомился у собаки Агафонов и, шагнув к икебане «пес в сосновых ветках», быстро приподнял морду и достал из мощной зубастой пасти обмусоленный и изжеванный обрывок записки.

«С Новым годом, бро!» – гласила надпись на истерзанном клочке картона.

– Вот так оставь тебя одного, – пробурчал Агафонов. – Хорошо хоть курить не начал и хату не спалил. Зак, ну что на тебя нашло? Елок в своей жизни не видел?

Слегка попеняв на собаку, Михаил водрузил сосну на место и осмотрелся по сторонам.

– Кажется, осколков нет, – пробурчал он, почесывая затылок.

 – И игрушки небьющиеся, – подхватила Ева. – Иначе б Зак поранился.

– Это буйвол, а не собака. Ему хоть бы хны, – фыркнул Михаил, теребя пса за холку. – Что же ты натворил, Зак? И откуда здесь взялась эта гребаная елка, – скривился Агафонов и, выставив ровно дерево, поправил мощную подставку с красными винтами и внимательно осмотрел подсохший паркет.

– Сам вытер, Зак. Молодец, – улыбнулся он собаке и сурово добавил: – Но давай обойдемся без спецэффектов.

Пес виновато глянул на хозяина и уткнулся широким покатым лбом в его руку. Потерся ластясь, а затем примостил мощный бок к ноге Агафонова.

– Соскучился тут один, – промычал Михаил и, улыбнувшись Еве, предостерег пса: – Это Ева, ты ее не забыл, я надеюсь. Она теперь член нашей семьи. Как Егор, Саша и я…

Пес внимательно посмотрел на девчонку, снова невесть откуда появившуюся в жизни Агафонова, и, сделав шаг, оказался рядом с ней. Сунул в руку влажный нос, будто прося прощения за недавний рык и принимая в семью.

– Так-то лучше, – улыбнулся Агафонов и предложил Еве: – Пойдем посмотрим хибару. Нам с Заком тут уже нравится. Теперь слово за тобой.

Еве хотелось закричать, чтобы Агафонов не гнал гусей по кукурузе. Хотелось попросить остановиться. Дать передышку. Сделать паузу ненадолго. Нет, не в отношениях. А в принятии решений.

«Кольцо… Потом дом… Что еще на очереди? Гелендваген с Порше?» – мысленно охнула она, но промолчала, в обнимку с Агафоновым переходя из комнаты в комнату.

– Тут должен открываться роскошный вид на горы, – пробормотала она, подходя к стеклянным дверям, ведущим на террасу. – И комната идеальна для столовой или гостиной, – прошептала чуть слышно, уже представляя здесь белый круглый стол и такие же стулья. Увидела двух вихрастых детей, сидевших рядом. И Агафонова в спортивных штанах и майке…

Она даже залюбовалась внезапно возникшей картинкой.

«Пусть так и будет», – мысленно взмолилась Ева и следом за Михаилом оказалась на пороге роскошной спальни, единственной комнаты, обставленной в доме. Толстый ковролин на полу не позволил пройти дальше в обуви. Но даже с порога Ева увидела широкую кровать с высоким бордовым бархатным изголовьем, тисненным золотом, и балдахином.

Да-да! Самым настоящим балдахином с тонкими полупрозрачными занавесками…

– Королевская койка, – криво усмехнулся Агафонов. – Твою мать, Дема, сибарит хренов! – Он повернулся к Еве и заговорщицки прошептал ей в ухо: – Поваляться бы… Как считаешь?

– Папа ждет нас на ужин, – с сомнением заметила она. – Потом выберем время…

– Конечно, – пробурчал он в ответ, закрывая дверь и из последних сил собирая в кучу остатки воли и способности соображать. Агафонов поймал себя на мысли, что еще минута, и он схватит в охапку Еву, перекинет через плечо и внесет в королевскую опочивальню. – У нас много времени впереди, – прошептал он, не смея настаивать. – Да и ждать совсем чуть-чуть…