Антон достает коробок с «травой» и предлагает покурить.

К утру мы скуриваем всё.

Никаких задушевных разговоров, никаких мыслей, никакой тревоги.

Только еще одна попытка отменить часть реальности.

«Хорошо посидели», – думаю я.

Потом меня тошнит. Я ложусь к некрепко спящему тебе и проваливаюсь в сон.

Пропускаю социологию. И еще одну часть своей, как резинка, тянущейся к никуда жизни.

Большая часть времени проходила в туманной пелене, как будто кассету все время перематывают вперед в поисках правильной песни. Помнишь фильм «Клик. С пультом по жизни»? Вот как-то так.

Я не хотела смотреть в сердцевину происходящего. Я боялась признаться себе, что жизнь, которую я каждый день выбираю, идёт по чужому сценарию. Я боялась обвинять и быть обвиненной.

А потом мы поехали на Новый Год в Москву.

Идея была простой: мы купили дешевое купе и собирались отмечать в поезде. А затем несколько дней гулять.

По самому красивому городу в мире, в бесконечной веренице гирлянд и шаров.

Мы собирались жить в Саларьево, у твоих родителей. У нас были также билеты в театр. Это был «Современник», спектакль «Три товарища». Чулпан Хаматова играла Патрицию.

Для меня все это было важно. Я точно помню, что эти детали: названия, места, книги, идеи – всё это было чрезвычайно важным. Я, возможно, жила деталями.

Мне было двадцать. И я стремительно ныряла в поиск лучшего места для себя. Туда, где хотя бы на мгновение замолчит мой глубокий внутренний голос, шепчущий, что моя жизнь – обман.

Мы решили прямо с поезда погулять по центру.

И вот тогда, как в фильме ужасов…

Что-то пошло не так.

Это холодное утро. Сырое. Всё вокруг сырое. И серое. И моё пальто. И мои волосы.

Я стою посреди почти серого города. Я помню, как дворник огромной метелкой пытается совладать с клочьями снега. А я не могу сделать ни шагу.

Я помню, как вжимаюсь в каменную стену сталинки. Глазами пытаюсь найти где-нибудь укрытие и не вижу его, отчего прихожу в ступор и ужас.

Может быть, я хочу где-то спрятаться?..

Помню, как пот тоненькими струйками стекает по моим вискам прямо под шарф и куда-то дальше по груди.

Помню, как меня парализует.

Я хочу в туалет, почему так стучит сердце?.. Да, всё закрыто, но я обязательно найду какое-нибудь кафе или что-то еще. Почему я теряю сознание, расплываясь в облаке серого дыма?

Ты пытаешься вернуть меня в разум. Но я только плачу и прошу отыскать туалет в этом гребаном городе.

И появляется что-то, отделяющее меня от других людей. Я словно оказываюсь внутри огромного мыльного пузыря и кричу оттуда, но меня больше никто не слышит.

Я помню, как с надеждой возвращаюсь домой.

Это Москва плохая. Там мне нехорошо.

Сейчас, дома, все наладится. Всё вернется на свои места. Я буду просто девушка и верить в лучшее.

Но ужас осел на мне. На моих вещах, на моем рюкзаке, на моих волосах. И самое гадкое: он проник внутрь меня, куда-то в низ живота. А еще – в плечи, в грудь и, возможно, в макушку. Теперь мне страшно.

Я помню, как впервые выбегаю с «пары». Помню, как дико хочу в туалет. Добегаю до него, чувствую расслабление внутри живота. И это странное ощущение – как будто хочу остаться внутри кабинки навсегда или хотя бы надолго.

Безопасно там, где тебя не видят. Там, откуда можно молчать.

Когда я возвращаюсь, напряжение снова во мне, и я прошу разрешения уйти с занятия совсем.

Постепенно я начинаю выходить в туалет на каждой «паре». Я пытаюсь себя успокоить, сказать, что, видимо, простыла или съела что-то не то. Но внутри себя не могу не замечать, что тело кричит мне о страхе. И страх становится главным, а я умираю внутри своей кожи.