– Ну, теперь и мы Азов брать будем! – крякнул удовлетворенно Лефорт, – Это точно!

К середине лета Петр, наконец, прибыл в Черкасск, столицу казачьего стана на Дону. Здесь войска встали на отдых, дожидаясь донских атаманов. Простояв три дня и, не дождавшись, двинули к Азову. Фрол Минаев со своими донцами, подошел туда, как и обещал Ромодановскому.

Все эти тайные военные маневры тайной были только для потешного царева войска. Лазутчики из Азова давно уже отнесли вести в Стамбул, и турки получили подкрепление и запасы еще за месяц до подхода петровских войск. Кроме этого, турки устроили по обоим берегам Дона башни, прозываемые каланчами, прочно построенные и снабженные единорогами и тюфяками. Между каланчами забили по Дону сваи и протянули цепи, как в Стамбуле в бухте Золотой Рог. Не взявши каланчей, к Азову и не суйся.

Петр кликнул клич. Охотниками вызвались токмо донцы, да и то пока атаман не пообещал по десятке рубликов каждому. Петр послал с ними своих гвардейцев, бравых чудо-богатырей. Долбили из пушек целый день. Снесли весь верх и часть стены. На приступ пошли охотники, и так охотою взяли башню на левом берегу, денежку заработав честно, однако умолчав, что в башне с первого выстрела турок уже не было и штурмовали одни остатки от земляных стен. Но на то и хитрость казачья.

Турки на другой день сделали вылазку. Казачьи разъезды заметили их издалека, но, посмотрев, что в сторону их котлов янычары не спешат, спокойно подкрутили усы и продолжали сосать тютюн. Турки напали на пехотную дивизию генерала Гордона, находившуюся аккурат в середине утвержденной диспозиции. Напали во время полуденного отдыха, когда потешная гвардия, по заведенной еще в Преображенском традиции, изволили почивать. Захватили с десяток орудий, загвоздили большую часть остальных и перебили, и переранили около тысячи сонных молодых оболтусов из гвардии царева набора. Старые гордоновские усачи, стояли отдельно, выставив боевой дозор, и турки к ним и не совались. Чего лезть на рожон.

С утра казаки, тем же Макаром захватили вторую каланчу, нимало пополнив общий казачий кош. Баталия тянулась ни шатко, ни валко. Микулице все это напоминало взятие Иваном Грозным Казани. Войска обложили крепость, как медведя в берлоге, отрыли окопы на правом высоком берегу Дона, напихали туда мортир и пушек и вяло палили по Азову. Так вот за месяц с лишним подползли к стенам самого городка.

– Пора бы и на штурм, – лениво, изнывая от полуденного зноя, сказал лежа на высоком берегу Лефорт.

– Пора бы, – так же лениво, покусывая травинку, ответил Брюс.

– Так ведь обгадятся по полной, – достав из кармана камзола подзорную трубу и глядя на крепость, вздохнул первый.

– Может им подсказать стены порохом подорвать? – Брюс продолжал жевать травинку.

– Ну, их. Отдыхай чернокнижник, – Лефорт убрал трубу, развалился, подставляя лицо жаркому солнцу.

Войска пошли на штурм толпой, под, так любимые Петром, барабаны и тамбурины. Как пошли, так и вернулись, потеряв под тысячу убитыми и раненными. Потеха начинала затягиваться. Гордон, наученный Брюсом, сделал подкоп, потратив на это без малого три недели, взорвал кусок стены и бросил в пролом остатки своих недорезанных любителей полуденного отдыха. Но те не умели, не только спать спокойно, но сражаться когда это не игра. Пришлось выводить их с узких улиц города, где их резали как баранов, в спешном порядке. Петра трясло в припадках падучей и сменявших их припадках ярости. Войска топтались на месте. Птенцы гнезда Петрова, Апраксин и его друзья сбросили все, что осталось в кошелях и пошли к донцам. Те посадили старую гвардию: Преображенцев и Семеновцев в челны, туманным утром с моря подошли к Азову и с ходу влетели в город. Государь не успели проснуться к такому раннему утру, оценить и дать подмоги, и боевые полки под грохот барабанов и язвительные замечания турок, не стрелявших по ним из уважения к их отчаянной храбрости, вернулись обратно.