Крылов вдруг представил себе – ярко, как в фотовспышке: длинный коридор, заставленный мешками с картошкой, а между ними – пробирающуюся Машку с кофейником в руке… Или ещё хлеще: комната, диван, а на диване, прямо под ним – голая Машка, привычно обхватившая его плечи ногами. И вот они движутся всё быстрее, с волны на волну, дружно и неутомимо, и машкины ноги взмывают и бьются у него за спиной, словно крылья. И в то самое мгновение, когда остаётся лишь – оттолкнуться и лететь, лететь, блаженно вслушиваясь в пронзительный машкин клёкот, он вдруг слышит: скучливый бубнёж телевизора, наползающий справа, и разухабистый братнин припев, доносящийся слева…

– Нереально, мам. В принципе.

– О, господи! Да что ж тут нереального, Алёша?!

– Да всё.

– А именно?

Он набрал в лёгкие побольше воздуха:

– Ну, в общем… так. Вчера я принял своё окончательное решение и менять его не собираюсь. И любые. Дальнейшие. Разговоры. На эту. Тему. Считаю. Совершенно. Бессмысленными.

Губы матери внезапно затряслись, а по её щекам прозмеились две дорожки, тёмные от туши. Крылов оторопел: он ещё ни разу в жизни не видел мать плачущей! Возмущённой – да, расстроенной – сколько угодно. Но чтоб вот так – с трясущимися от обиды губами и слезами на щеках…Отчим завёл мотор и мешковато приобнял её за плечи:

– Ну всё, Галь. Всё. Хватит. Успокойся. Видишь, как он к нам настроен: даже разговаривать не желает… Думает, что раз мы пенсионеры – можно уже и не считаться. Можно ордерок схватить – и ауфидерзеен. И позабыть сразу, кто мы такие есть и что хорошего для него в жизни сделали. Хотя я бы, Алексей, на твоём месте близкими не разбрасывался. Мало ли, как жизнь повернётся. Может, и пригодимся ещё…

– Кто разбрасывается? Я разбрасываюсь?!

– Конечно! Всё делаешь, чтобы нас с матерью чёрт-те куда выпихнуть. На окраину, в бетонные клетушки без телефона. А тебе известно, кстати, что пожилым это противопоказано? И что если человек всю жизнь прожил в кирпичном доме, а его потом в панельный засунуть – он там болеть и загибаться начнёт? Об этом даже "Аргументы и факты" писали…

– Я тоже, между прочим, не в Кремль переезжаю. И телефон мне светит исключительно в порядке общей очереди…

– Ты – молодой человек! Здоровый и полный сил! А у нас с матерью… Эх, ладно. Чёрт с тобой. Делай, как знаешь. Я препираться не намерен. Я только одного требую: чтобы ты нас сейчас до конца дослушал и не жаловался потом, что мы тебя плохо проинформировали…Так вот, Алексей: есть два пути решения нашего квартирного вопроса. Путь первый: ты плюёшь на наше мнение и уезжаешь в Нагатино, как уже собрался. Ну, а мы – куда ж деваться? – отбываем на Кантемировку. Живём там, мучаемся, грязь месим. Ну, а годика через два нам Виктор заявляет: а не пора ли разменивать квартирку, уважаемые родители? Поскольку желаю, так сказать, по примеру старшего брата жить отдельно и независимо… Имеет право, как считаешь?

– Имеет.

– Так точно, имеет! И мы с матерью, естественно, начнём варианты подыскивать, чтобы разъехаться… (Отчим свободной рукой достал из кармана упаковку валидола и, выколупнув таблетку, протянул матери…) И максимум, что мы сумеем в итоге выменять – это две однокомнатные в тех же новостройках. Максимум! Я бюллетени по обмену смотрел, ситуацией владею. И выходит фактически, что мы с матерью даже по отдельной комнате себе к старости не наработали, после всех наших трудов и усилий. Справедливо это, как считаешь? По-людски?

– Нет.

– Вот именно, что нет! И тогда вопрос следующий: а как же нам так всё устроить, чтобы было – и справедливо, и по-людски? Чтоб и тебе с Виктором – хорошо, и нам с матерью – не обидно? Есть у тебя соображения на сей счёт?