взял с телеги те оковы,

перешёл через мосток,

и забросил в водосток.

Постоял, пошёл назад

посидеть в дворцовый сад.

Сидя там, уже в беседке,

вдруг представил себе клетку,

как втолкнут в неё девчонку,

её хрупкий стан, ручонки,

хорошо хоть без оков

будет ей последний кров.

Сильно весь разволновался,

встал, в беседке не остался,

стал дорожкою ходить,

за беспомощность судить

и корить себя нещадно:

«Посидела в яме, ладно;

хорошо ещё не били,

ей допрос не учинили.

Что-то надо сотворить,

чтобы казнь предотвратить.

Может взять подбить народ?»

– ходил нервно, взад, вперёд,

этой думою объят.

А с дворца, в окошко в сад,

на него смотрел отец:

«Не в себе наш молодец.

Что-то он замыслить хочет,

червь его сознанье точит.

Что так может взволновать?»

–и велит его позвать.

5

Гвази быстро появился,

и с порога обратился:

«Откажись отец от казни.

Не чини из смерти праздник.

Что с девчонкой воевать?

Зачем повод подавать

для крамолы средь народа.

Лет пятнадцать ей от рода.

Ну какая она ведьма?

Это домыслы и бредни».

Тут отец его прервал,

и разгневанно сказал:

«Не был ты на казни Грюна.

Говоришь, что она юна?

Видел б дерзость её сам:

дьявол правил ею там.

Молод ты ещё сынок.

То не казнь будет – урок,

Тем, кто вздумает перечить,

иль вести крамольны речи.

Только сила даёт власть.

Испытать чтоб власти сласть,

волю всех держи в узде,

а иначе быть беде.

Мысль свободная народа

– смерть для княжеского рода.

Вот подумай и учти,

посидевши взаперти».

Кликнув слуг к себе опять,

им велит часов на пять

его в башне запереть,

и за дверью присмотреть,

чтоб открыть кто не посмел,

не наделал он чтоб дел.

6

Гвази был взбешён почти.

Но уж сидя взаперти,

хоть болела голова,

вспомнил Светины слова:

«Ни во что пока не лезь,

принимай всё так, как есть;

и в пещеру, та, что в гору,

приходи в вечерню пору».

Но понять слова те сложно;

предусмотрено возможно

ей, как казнь ту избежать:

иль удастся ей сбежать,

или помощь кто окажет,

пустит вход оружье даже.

Успокоившись немного,

с башни, глянув на дорогу,

вдруг увидел там конвой.

С непокрытой головой

вели Свету на поляну.

А ему тут, как смутьяну,

находиться взаперти.

И крестясь, шепнув: «Прости»,

– стал он сверху наблюдать

и что будет ожидать.

7

С башни замка вид прекрасный.

И в неё был не напрасно

отцом, Гвази посажён,

чтоб не лез он на рожон;

видя всё, извлёк урок,

но вмешаться, чтоб не смог.

В состоянье, словно пьяном,

он смотрел в низ на поляну.

Там всё шло своим порядком;

может быть не так уж гладко,

только, страсти, рос накал,

и костёр всё ж запылал.

Света скрылась вся в огне.

Гвази как застыл в окне,

ждя, что вот, через мгновенье,

к ней прийдёт туда спасенье;

только времечко бежало,

и надежда исчезала.

Понял он: ждать бесполезно,

прошла времени уж бездна,

а она всё там, в огне.

Находясь как в жутком сне,

не в сознанье, не в бреду,

чуя страшную беду,

видит, что-то вдруг случилось,

и толпа вся ополчилась,

и пошла стеной на знать,

но, не в силах был узнать,

что взбесило так людей,

что погнали те судей.

Он смотрел, как все бежали,

как вдруг эхом задрожали

окна, стены, от их крика,

так ревела толпа дико.

И спасался бегством князь,

а толпа за ним рвалась;

стража еле отбивалась,

за стеной чуть не осталась.

И, взбешённый, словно зверь,

Гвази стал ломиться в дверь,

слуг сзывая со двора,

и не видел как, с костра,

вышла Света, невредима,

как сторонкой, замка мимо,

незаметно ушла в лес;

и, как только с башни слез,

через тайный, чёрный ход,

где отсутствовал народ,

Гвази кинулся к костру;

а по телу, по нутру,

разливался жуткий холод.

И хоть был совсем он молод,

но жёг стыд его сознанье

за свершённое деянье.

Как же люди так могли?

Ни за что живьём сожгли!

У кострища постояв,

безысходность мук поняв,