– Это самое, бомба немецкая, фугасная, метра два с полтиной в длину. Светло-голубого цвета с желтой полосой на стабилизаторе. Диаметром стерва эта около полуметра. Значит, как я предполагаю, фугас где-то около тонны! Такая дура вообще чуть ли не весь квартал разнесет, а от станции останутся только воспоминания.

Лейтенант заметил:

– Не долетела несколько километров до ярославского автомобильного. Тут у нас в сорок третьем бомбежка страшная была^>14.

Тягостное ожидание закончилось, когда вернулись Синицин с Пятаковым:

– Товарищ Лейтенант, докладываю. Ефимова нигде нет. Здание вокзала полностью эвакуировано, включая технический персонал. По внешнему периметру – двойное оцепление силами дружинников и сотрудников ближайшего отделения. Доступ на территорию полностью закрыт. Сказали обходиться наличествующим составом. Там, как про бомбу узнали от зевак, начали эвакуировать население. А вообще, наверное, половина городского руководства на рыбалке, суббота же, вечер. Пока то-се… На площади кроме пьяного инвалида и нет никого. Я его погнал. Да, у вагона четырнадцать «А» спокойно. Машинисты и какая-то часть поездной бригады покинули состав, вышли за периметр оцепления. Остались ли пассажиры в самих вагонах – вряд ли. Проводники одни. В Управлении сказали, что через час-два эвакуация закончится, ну а саперы будут только под утро. Приказали пытаться оказать первую помощь пострадавшему, медиков уже вызвали.

– Нельзя сюда никому, – повторил Сахаров.

Лейтенант распорядился:

– Так, Синицын, Пятаков, приказываю выставить охранение у литерного вагона с обеих сторон состава в пределах обоюдной видимости. Еще из оцепления одного с собой возьмете. Что бы ни происходило – до моего личного указания от вагона ни ногой. Даже ссать и срать – и то на месте. Выполнять! В смысле – в охранение.

Он нервно улыбнулся. Невольная грубоватая шутка немного сняла напряжение.

– Есть! – милиционеры спешно направились в сторону состава.

Лейтенант сосредоточенно продолжал:

– Мы с вами, товарищ Сахаров, попробуем вытащить пострадавшего.

– А мне-то что делать? Мальчонку жалко, – напомнил о себе стоявший рядом пожилой водитель ЗИС-а.

– А вы не уходите, пожалуйста, товарищ. Ждите указаний. По ситуации.

– Ну, я тут и есть. Покурю тогда, – и старик присел на подножку автомобиля. Что– то бормоча себе под нос, спокойно закурил.

Лейтенант и Сахаров осторожно полезли в котлован. И тут духоту прорвало, начался сильный дождь, вспыхнула близкая молния, раскатисто шарахнул гром. Шел оползень котлована, пришлось отказаться от немедленных действий и не спускаться на самое дно. Решили подползти к краю, ограничиться детальным осмотром.

– Это – песочные часы. Время вскоре закончится, и понять не успеем, – просипел лейтенант.

Возможно от раската грома, тракторист внизу пришел в себя и громко застонал. Из его левого бока торчал металлический штырь. Через мгновение парень повернул голову и вновь потерял сознание. Было очевидно – долго не протянет. Если срочно не доставить в больницу – умрет до приезда саперов. Дай бог, чтобы успели… Толя пытался в темноте рассмотреть лицо. Оно показалось знакомым. Он где-то его сегодня видел. Мелькнула мысль: «нет, невозможно. Показалось». Сахаров представил, как стало страшно пришедшему в себя на какое-то мгновение парнишке. Одной лишь тени сознания достаточно, чтобы почувствовать близость смерти и абсолютное собственное бессилие перед ее властью, безграничной и безразличной холодной мощью.

Сейчас Толя не думал о своих любимых книгах и механизмах. Его не мучил и всегдашний утомительный вопрос «что есть жизнь», он лишь видел беззащитного хрупкого человека, только начинающего жить.