Потом он рассказал о новой девушке Амиции – Бруклин. Они познакомились, когда отбывали наказание в школе. Все, что Люсьен говорил о них, казалось милым и невинным, но я-то сразу догадалась, как сильно он беспокоится. Вдруг его сестре разобьют сердце?

Я попыталась развеять его страх, объяснив, что это опыт, через который рано или поздно придется пройти каждому, но Люсьен и слышать ничего не желал. Что ж, его можно понять: Люсьен из кожи вон лез, лишь бы держать любые намеки на эмоциональную боль подальше от себя и своей сестры. Он даже от любви отвернулся. За все время нашего знакомства Люсьен сходил всего-то на три свидания и ни с одной из девушек больше не виделся. Он не делал попыток познакомиться с кем-нибудь, а порой даже заявлял, что мы встречаемся, чтобы не нарваться на флирт. Почти полтора года назад он поцеловал меня – и это было, пожалуй, самое большое усилие к сближению с женщиной, которое он совершил на моей памяти. Хорошо, что мы сразу поняли, что между пылинками больше сексуального напряжения, чем между нами.

Люсьен контурировал мое лицо черной краской, как вдруг раздался скрип – а значит, дверь в подвал отворилась.

– Кэсси! – закричала Амиция, спускаясь по лестнице. – У тебя телефон звонит!

Вот черт, забыла выключить звук. Наверняка это всего лишь Аури, интересуется, не надо ли ему по дороге домой заехать в магазин, разжиться чем-нибудь вкусненьким.

– Я позже перезвоню!

– Уверена? Он уже минут пять надрывается.

– Ну так принеси его сюда! – рявкнул Люсьен, возвращаясь на свой табурет.

Повисла неловкая пауза, а затем прозвучало:

– Будет исполнено, хозяин!

Тут же по лестнице спустилась Амиция с моей сумкой. Не обронив ни слова, девушка бросила ее мне на колени. Благодарность Амиция приняла недовольным бурчанием.

– Что угодно ставлю, любой попугай, и тот более общителен, – закатил глаза Люсьен.

Я вытащила из кармашка телефон. Он уже перестал трезвонить, но, к своему ужасу, я обнаружила, что пропустила звонки не Аури, а мамы.

Мне конец.

Амиция не преувеличила. За последние семь минут мама пыталась дозвониться до меня шесть раз.

Это что-то ненормальное. У меня сердце в пятки ушло, когда я нажала обратный вызов.

Мамочка ответила после первого же гудка.

– Кэсси? – спросила она дрожащим голосом.

Мозг начал подавать сигналы тревоги. Неужели она плачет?

– Да? – нерешительно пробормотала я. – Что-то случилось?

Я услыхала, как мама глубоко вздохнула, собираясь с духом. Пауза длилась всего ничего – секунды три-четыре, но этого хватило, чтобы я запаниковала.

Бросила неуверенный взгляд на Люсьена в поисках поддержки.

– Гермиона мертва.

– Что?

– Сегодня утром она съела отравленную приманку, – сообщила мама, громко всхлипнув. – Мы сразу же отвезли ее к ветеринару, но он уже ничего не мог сделать, и мы так не хотели, чтобы бедняжка страдала.

Я не могла вымолвить ни слова.

Гермиона умерла.

Поверить не могу…

Столько лет я страстно мечтала о питомце, и вот на десятый день рождения родители подарили мне крошечную беспородную собачку. Переезжая в Мэйфилд, я оставляла ее с тяжелым сердцем. Гермиона ведь выросла в деревне. Она привыкла к лугам, полям и лесам, и мне не хотелось лишать ее радостей загородной жизни.

– Кэсси? Ты слышишь?

Я кивнула и только потом осознала, что мама не может увидеть.

– Да.

– Мне невероятно жаль, малышка.

– Все в порядке, – ответила я. Нет, смерть любимой собаки выходила далеко за рамки того, что называют «в порядке», но что еще я могла сказать? Мама точно не специально позволила Гермионе съесть ядовитую приманку. Разумеется, ее и без меня достаточно грызло чувство вины.