– Да, сделал на прошлой неделе.

– Незатейливо. Но мне нравится.

Я даже не потрудилась поинтересоваться, означает ли рисунок что-нибудь. Это не первая, не вторая и даже не третья татуировка Люсьена, а скорее, пятидесятая, и очень немногие из изображений на его теле имели глубокий смысл. Люсьену просто нравилось, как чернила выглядят на его коже. У него забиты оба рукава, да и на ногах кое-где красовались рисунки.

Я рассказала ему о «Ломаных чернилах» и о том, что скоро буду там работать.

Люсьен пришел в восторг. Как и Аури, он захотел записаться на прием только ко мне. Можно подумать, это я буду их иголкой колоть. По крайней мере, Люсьен не просил меня выбирать для него рисунок. Хотя для него-то как раз таки было бы проще подобрать. Нет, не потому, что он мне дороже, чем Аури, совсем наоборот. Тем более что татуировок у Люсьена очень много, одна погоды не сделает.

– Ты тоже хочешь набить что-нибудь, пока есть возможность? – спросил Люсьен, протирая мою кожу ватным диском, смоченным в непонятной жидкости.

– Не думаю. – Я не могу вот так с бухты-барахты колоть татуировку. Может, когда-нибудь я этого действительно захочу и это станет важным… А пока – я не могу как здоровый человек просто прийти в салон по велению левой пятки и забить крестец. Диабет помешает процессу заживления татуировки. Это не означает, что я никогда не смогу наколоть какой-нибудь рисунок, но я рискую больше, чем другие. Этот риск следует обсудить с лечащим врачом. Вероятно, оно вообще того не стоит.

Люсьен рассказал мне о своих будущих татуировках, об идеях, пришедших в голову, показал фотографии на телефоне. Он предпочитал реалистичные мотивы с плавными переходами и световыми бликами. Когда я разглядывала лица его родителей, украшавшие нижнюю часть предплечий, мне казалось, что я смотрю на старую черно-белую фотографию, а не на часть тела.

– Как прошла свадьба Смитов? – поинтересовалась я, стараясь не обращать внимания на то, как Люсьен приклеивает кусок латекса к моему левому глазу, пытаясь создать видимость раны. Он уже прикрепил пару рогов мне ко лбу, так что я едва ли осмеливалась шевелить лицевыми мышцами.

– Замечательно, – ответил он, сосредоточенно сведя брови. – Однако за полчаса до свадьбы невеста так сильно заревела, что пришлось полностью переделывать макияж в рекордно короткие сроки.

– Как смеет женщина проявлять эмоции в самый важный день своей жизни! – притворно возмутилась я.

– Ты поняла, что я хотел сказать. – Люсьен откинулся на спинку табурета, чтобы осмотреть мое новое, рогатое лицо. – Макияж выглядел не так хорошо, как мог бы, если бы она не плакала. А это значит, что фотографии, очевидно, не подойдут для моего портфолио.

– У тебя предостаточно картинок распихано по папкам, – заверила я. После смерти родителей Люсьен начал предлагать свои услуги в качестве визажиста. В основном его приглашали на свадьбы, но в последнее время он все чаще получал заказы и на фотосессии. Да и чему тут удивляться? Он ведь чертовски хорош. Не знаю никого, кто наносил бы подводку на глаза так же аккуратно и приклеивал накладные ресницы так же быстро, как Люсьен. Даже Ализа с ним не сравнится. – А если нет – я к твоим услугам.

Рот у Люсьена слегка скривился – большей улыбки от него ждать не приходилось.

– В этом нет необходимости. На ближайшие три уик-энда у меня заказаны свадьбы – уверен, там найдется очередная красотка для портфолио.

– И кого же следует поздравить? – поинтересовалась я. Дальше Люсьен стал выкладывать мне все о свадьбах, клиентках и макияжах, которые они хотели сделать в столь знаменательный день. Люсьен никогда не мечтал работать визажистом, делать людей красивыми не было его особенной страстью – он больше фанател от искусственной крови – зато это приносило неплохие деньги.