И тогда он пошёл за учителем

Но учитель был не просто добр к нему – он не только спас её, он сделал больше. Он позвал её за собой. И она пошла – не в благодарность за то, что он спас её жизнь, но потому же, почему и он сам пошёл за учителем. Учитель сделал это для него, и теперь он ещё больше полюбил учителя.

Он так и не сказал ей о своей любви. Напротив, теперь он старался держаться ещё более отстранённо. Он боялся, что она узнает, что это он просил за неё, узнает, что это он спас ей жизнь. Он этого не хотел – он хотел, чтобы она полюбила его таким, какой он был, и потому выжидал момент, когда это происшествие достаточно забудется, чтобы заговорить с ней.

Остальные ученики тоже смотрели на неё искоса – скорее всего просто потому, что она была женщина. Она же был радушна и добра ко всем без исключения. В равной степени помогала она каждому. И готовила, и убирала, не делая между ними выбор.

Теперь он ещё больше полюбил её. Он был ближе к ней и мог рассмотреть её мягкую улыбку. Он видел её кротость и доброту. Он мог часами смотреть на её руки или наблюдать за тем, как ветер тревожит её волосы. Поскольку другие не любили его, то и не отвлекали, когда он сидел один и наблюдал за ней.

Они шли всё дальше, пока не пришли в другой город, где один из горожан пустил их в свой дом. Впервые за много дней ужинали они за столом, а не в поле. Она приготовила им еду. Все ученики сели за столом вокруг учителя, и он сам сел рядом с учителем и был совершенно счастлив, видя её так близко от себя – и видя учителя.

Вечер шёл, и вдруг невероятное подозрение закралось в его голову. Он глядел на неё и видел, как она, до сих пор одинаково добрая ко всем, оказывает учителю особые знаки внимания.

Что за глупости, подумал он. Конечно, она стремиться угодить учителю – все мы здесь для того, чтобы служить ему. Но мысль всё не шла у него из головы, и дело было не в том, что она склонялась к учителю чаще, чем к другим. Дело было в том, что она делала это иначе. Нет, не сестринская любовь светилась в её глазах! И накладывая учителю пищу, и наливая вино, она старалась как бы ненароком задеть его рукой и пододвигалась в нему ближе.

В нём затаился ужас. Как мог он сам привести её сюда! Почему раньше не сказал ей о своих чувствах, почему не поговорил с ней, почему не сделал её своей? С нетерпением ждал он окончания этого ужина, который поначалу приносил ему столько радости. Наконец-то решился он подойти к ней и всё рассказать! Но как, как мог он подойти с пустыми руками? И тогда он решил, едва закончится ужин, бежать в город, чтобы купить ей что-то такое, что не стыдно будет подарить.

Но едва голоса смолкли и все поднялись из-за стола, он увидел ещё кое-что, что-то, что ужаснуло его ещё сильнее. Словно ножом резануло его по глазам. Он увидел, как она прощается с учителем, склонившись перед ним и касаясь его руки, но видел он, и как учитель наклоняется к её лбу для поцелуя – совсем не так, как он делал это раньше.

Может быть, глаза обманывают его? Но нет! Он видел, как учитель прикасается к ней, и как она поднимает глаза и смотрит в глаза учителю, и как улыбается с какой-то хитринкой. Как опускает глаза и смотрит вниз и снова, как будто исподлобья, поднимает взгляд вверх.

И как учитель улыбается ей – не той открытой и радушной улыбкой, которой улыбается всем ученикам, а тоже как будто немного сощурив глаза.

Он в ужасе отвернулся. Он не мог более этого видеть! Он выскочил из дома, оттолкнув самого учителя и не заметив этого, и бросился в город. Сейчас же, сейчас же купить подарок и бежать к ней! Сейчас же положить конец этому!