Навсегда в моем сердце поселилось прекрасное имя Зоя. Подаренную тетушкой красивую куклу я сразу назвала Зоей. Вдруг у нас появилась козочка, и я ей дала кличку Зойка. Позже, когда у меня появилась дочь, из родильного дома ее выносила и вручала мужу нянечка Зоя. Бабушку нашей девочки Зои, мать моего мужа Адольфа Митрофановича тоже звали Зоя.

Во время войны мы, первоклассники, как и все другие школьники, готовили воюющим солдатам подарки и отправляли их на фронт. Мне вышить цветок на белом кусочке материи, на носовом платке помогла изобразить розу одна добрая соседка. Ее звали Софьей Львовной. Ее внучка, бойкая, дочь полковника Тамара Соколкина уже побывала в «Артеке» и училась в нашем классе. Что касается вышитого платочка, он вскоре уехал на фронт и «служил» вместе с бойцом, сражаясь с врагами.

Он ознаменовался тем, что мы побывали на елке во Дворце школьников. С удовольствием я прокатилась по гладкой фанерной горке. Единственный раз я поверила в живого, жутко костлявого Кощея, который хотел меня обнять и утащить в какое-то неизвестное мне свое царство и запереть в темницу. Я сбежала от него, восхитилась живой до потолка елкой, которая сопровождалась светом огромного прожектора и двигалась к детям, к центру зала. Со всеми вместе я много танцевала и пела, и получила маленькую шоколадку. А еще во Дворце я все время переживала из-за того, что боялась потерять гардеробную бирочку с номером, хранившим, мое зимнее пальто, хотя она была спрятана ни где-нибудь, а в правом валенке. Все обошлось благополучно. Конечно, мне бы было значительно легче, если бы я была тогда знакома с рассказом Зощенко о бирке от шкафчика со своей одеждой, которую во время мойки человек хранил на коленке, и которая не хотела никак на нем держаться.

На школьном новогоднем празднике я была солисткой и исполняла роль белого гуся, а моя подружка Пименова Валя – серого гуся. Мама из белой марли, сложив ее в несколько слоев, сшила платье и украсила его лентой из красного ситца, и мы, впервые, как артистки, пели вместе: "Жили у бабуси два веселых гуся", а потом Валя, показывая на свое сердце, почти шёпотом произносила: "Один – серый", а я также, показывая пальчикам на свое сердце, широко улыбалась, и громко, протяжно произносила: "Другой – белый", и вместе весело каждый раз заканчивали фразу: "Два веселых гуся!"

Что касается праздничного дня, на который мы вместе с мамой были приглашены нашими знакомыми и то, что елка была у них не большая, но очень яркая и красивая, и стол, покрытый белой скатертью, был огромный, на нем красовались яблоки, апельсины, мандарины, пирожное, мое любимое козье молоко. Взрослые и дети много пели и танцевали вальсы, польки, краковяк. Хозяйка девочкам преподнесла подарки. Это были на красивых тесемках синие шерстяные сумочки с вышитыми васильками и малюсенькими куколками-матрешками. Вечером мы вежливо попрощались, поблагодарили хозяев за праздник и ушли. Папа в эту пору был уже на Украине и с утра до позднего вечера восстанавливал харьковский аэропорт, его деревянную часть: топором делал все двери, а их было много, рамы для окон, сооружал крылечки, выстилал полы, укреплял чердаки и подвалы, как самого аэровокзала, также и других нужных хозяйственных построек, Три года он занимался своим любимым делом. восстанавливая аэропорты в городах – Донецк, Днепропетровск и Запорожье. Недавно я плакала, потому что хозяева-варвары «самостийной» Украины бомбили, разрушали аэропорты, которые, полсущества, были созданы посиневшими от напряженной работы плотника, непрерывно длившееся не больше и не меньше четырехсот двадцати трудовых полусуток. Плача, я в 2014-ом году, в возрасте семидесяти лет причитала: «Дорогие мои вокзалы! Солнечные мои военные летчики сороковых годов! Счастливое мое детство! Почему бесповоротно не могут исчезнуть проклятые фашисты?»