Тут будет уместно рассказать чуть подробнее о нашей моряцкой квартирке. Своими размерами она была, конечно, поскромнее, чем капитанская каюта Беллинсгаузена на «Востоке». Три шага в ширину, четыре в длину. При входе (дверь обязательно открывалась внутрь, чтобы при быстром затоплении судового коридора ты всегда мог покинуть каюту) слева – встроенный в переборку (стену) шкаф для одежды и спасательных поясов, справа – раковина с бачком для технической воды, шкафчиком для туалетных принадлежностей и небольшим зеркалом. Вся эта конструкция закрывалась ширмой.

Делаем следующий шаг. Справа – диван, одновременно выполняющий роль кровати. Над ним другой диван, подвесной, всегда притянутый к правой переборке прочной цепью. Каюта эта считалась одноместной, а «вторая полка» предназначалась для незапланированного пассажира. Нетрудно догадаться, что она досталась мне, тогда ещё молодому капитан-лейтенанту, а нижний диван, конечно, – ветерану флота.

Делаем третий шаг. И садимся в рабочее кресло за рабочий стол небольших размеров. Часть этого стола уже занята моей пишущей машинкой. Она на резиновых подушках, что при незначительной качке позволяет ей удерживаться на одном месте, а в штормовую погоду её приходилось убирать в рундук (ящик под диваном). Хотя бывали случаи, когда я, находясь при начинающемся шторме на ходовом мостике или в радиорубке, вспоминал о забытой на столе машинке слишком поздно. Тогда находил её катающейся по палубе (полу каюты). Тогда Виктору Родинке приходилось чинить мою долготерпеливую машинку. Но ничего, выдержала испытание морем старенькая гэдээровская «Эрика».

Над столом наглухо закреплена книжная полка практически с точно такими же, как в каюте Ф.Ф. Беллинсгаузена, закладывающимися брусками, чтобы при качке книги не вываливались. Стеклянным полкам здесь не место. Если от сильного удара волны сама полка не слетит с креплений, то какой-нибудь летающий по каюте предмет обязательно влетит в эту стеклянную полку. У нашего соседа электромеханика Саши Сёмина в точно такой же каюте во время шторма в сороковых «ревущих» широтах сорвало плохо закреплённый рядом с книжной полкой телефон в пластмассовом корпусе и вдребезги разбило о… входную дверь. Когда замеряли высоту точки удара телефона в дверь и высоту его крепления на переборке, они оказались равными.

Прямоугольной формы иллюминатор выходил на четвёртую шлюпочную палубу. И мы с Родинкой, если в это время были в каюте, могли наблюдать тренировки боцкоманды по аварийному спуску на воду баркасов. Иногда командир «Владимирского» привлекал к тренировкам по сигналам аварийной тревоги весь личный состав судна, включая и членов экспедиции. Тогда мы с Родинкой, облачившись в спасательные жилеты, бежали по строго определённому маршруту в строго определённый баркас, в котором быстро и без суеты занимали строго определённые нам места.

Вот, в общем-то, и всё жизненное пространство нашей каюты. Правда, при определённых условиях оно могло трансформироваться.

В южнополярной области Мирового океана шторма не такие, как в северных широтах. Здесь, если ты вошёл в циклон, то не надейся, что через пару-тройку дней из него выйдешь. В «ревущих» сороковых и особенно в «неистовых» пятидесятых – не зря же их так назвали мореплаватели – циклоны, которые часто шли по океану один за другим, не выпускали нас за границы своей периферии неделями. А надо было не только работать, но ещё и как-то отдохнуть. Ведь без сна человеческий организм деградирует и теряет работоспособность очень быстро.

Популярные лекции на эти темы мой сосед по каюте Виктор Родинка начинал читать мне неустанно и беспрестанно, как только «Адмирал Владимирский» входил в очередную штормовую зону. Качку Витя переносил тяжело. Днём Родинка боролся со своим состоянием, то усаживаясь в закреплённое по-штормовому рабочее кресло (оно было жёстко притянуто металлической растяжкой к палубе), то устраиваясь на своём диване. Но при этом, чтобы постоянно не сваливаться с дивана на палубу, ему приходилось руками держаться за стол и одновременно ногами упираться в умывальник.