Прямой взгляд Бориса Петровича говорил: если надо, так давайте начинать. Сан Саныч, как все в команде звали Сёмина за высокий профессионализм и многоопытность, хотя ему только перевалило за тридцать, попытался найти предлог, чтобы увильнуть. А Сергей Никулкин, вчерашний матрос срочной службы Черноморского флота, не обратил никакого внимания на наши слова или сделал вид, что нас не слышал, и продолжал неотрывно следить за показаниями приборов.
Таковы были первые впечатления. Нам ещё предстояло узнать этих людей в деле, причём в самых экстремальных ситуациях в Антарктике. Это уже позже мы узнали, что, когда второй механик Шестаков на вахте, в машинном отделении исключена любая неожиданность. О нём не в шутку, а всерьёз говорили: как бы крепко Петрович ни спал в своей каюте, если какой дизель неверно застучит, тут же проснётся и – бегом в ЦКП.
Сёмин значительно моложе Бориса Петровича, у которого морской стаж перевалил уже за четверть века. Но если у них случался профессиональный спор, то всегда на равных. Шестаков ценил второго электромеханика за знание дела и не раз, бывало, советовался с ним. И как он сам говорил: «…Не потому, что не знаю. А потому, что хочу ещё раз проверить себя. Молодые механики ещё много чего не знают, что знаем мы. Но и мы зачастую не можем знать, что знают они. А каждое новое знание для нас, механиков, дорогого стоит».
Наши с Сёминым каюты оказались рядом. И в походе я открыл для себя в этом человеке много интересного. Сан Саныч удивлял разносторонностью и глубиной своих увлечений. К примеру, в его каюте была необозримая коллекция кактусов, приобретённых в разных странах или выращенных уже здесь же, на судне, в длительных плаваниях. О каждом кактусе он мог рассказывать так долго, что, казалось, знает о нём всё. А по вечерам, когда электромеханик не был на вахте, за переборкой слышалась музыка. Удивительно, но факт: за все месяцы плавания ни одна из мелодий не повторилась – настолько большой оказалась коллекция музыкальных записей, подобранных и сделанных самим Сёминым на его стареньком, ещё первых выпусков магнитофоне «Днипро».
У нас на «Адмирале Владимирском» почти в каждой каюте были купленные в заморских странах стереомагнитофоны-кассетники. А у Сёмина не было «кассетника». Он на своём допотопном «Днипро», которому от роду добрых четверть века, добился такого чистого звучания, какого я ещё не слышал на отечественных катушечниках. У Сан Саныча множество цветных слайдов и кинолент, отснятых им самим в дальних плаваниях и турпоходах. Увлечение туризмом из всех его увлечений, пожалуй, самое страстное. Он заразил им очень многих на «Владимирском», в результате на судне появился свой турклуб, председателем которого был единодушно избран Сёмин.
А ещё я в Сёмине встретил большого, даже, можно сказать, самоотверженного автолюбителя. Мне рассказали его друзья по турклубу незатейливую историю. Не так давно Сан Саныч купил за относительно небольшие деньги старенький разбитый «Москвичок», на что друзья-товарищи отреагировали однозначно: да тебе никаких денег не хватит, чтобы это корыто поехало. Тогда Сёмин незлобно отмахивался: я никому не собираюсь платить, всё сделаю сам. И сделал. Когда приехал на отремонтированном и покрашенном 412-м на причал и продемонстрировал сверкающий внешний вид и работу двигателя, друзья-товарищи ахнули: ну ты, Сан Саныч, даёшь…
Казалось бы, ну какая тут связь: музыка, кактусы, авто? Да, никакой. Просто увлечённо живёт человек.
Командир всех механизмов на судне (на гражданском сленге – стармех, или попросту дед) капитан 2 ранга Михаил Николаевич Головейко оказался весьма интересным собеседником. Впоследствии мы нередко засиживались за вечерним чаем «по-домашнему» в его просторной каюте. Он показывал свои работы. Это были, по авторитетной оценке нашего художника Владимира Яркина, неплохо выполненные маслом картины и акварели. Обсуждали с Михаилом Николаевичем ранее прочитанные книги, горячо спорили на темы командирской справедливости, разной правды для больших руководителей и рядовых исполнителей, карьеризма на флотской службе. В общем, нам обоим было вместе интересно. Несмотря на разницу в возрасте и офицерском звании. У Михаила Николаевича есть богатый жизненный и флотский опыт, а у меня – немалый профессиональный навык общения с разными людьми непростых флотских судеб, встреч с различными служебными коллизиями, в которых приходилось тщательно разбираться, чего требовала моя профессия.