Я действительно не открывал университетский ящик уже несколько дней; он оказался под завязку забит сообщениями. Из лавины приветственных писем от ректора, декана и преподов, рекомендаций по адаптации для новых студентов и инструкций по пользованию студенческой картой я выловил формально оформленное приглашение на сегодняшний вечер: в семь в главном зале факультета. В графе «отправитель» уместилась руководительница учебного отделения. Я усомнился, что такого рода мероприятие способно оставить после себя «хорошее такое похмелье».

– Чувак, да тут написано, что мы встречаемся в универе. Блин, декан будет речь толкать. В лучшем случае нам предложат бокал шампанского. И не знаю, как ты, а я с такого не напиваюсь.

– Расслабься, я тоже так думал. А потом Ричард – тот хрен со второго курса, который постоянно готовит свои вонючие брокколи, – объяснил, что после официальной части все хлынут прямиком в «Парадайз». Это клуб у них такой. Вполне возможно, единственный. – Эдо чистил зубы в одних трусах, разбрызгивая пасту по всей комнате. – И под «всеми» я имею в виду только студентов. Никаких преподов и, надеюсь, рамок приличия.

Остаток дня мы провели дома за подготовкой к учебе, болтовней о прошлом и будущем и постоянными перекурами на крыльце. Иногда мимо слонялись обитатели кампуса; с многими из них Эдо здоровался, но меня не представлял. Я удивлялся тому, как за четыре с лишним дня можно было успеть познакомиться со столькими людьми. Я-то пока только с ним знакомство завел, да и то потому, что нас поселили вместе. В тот день Эдо успел поделиться кое-какими фактами из своего прошлого, которые не очень вязались с тем, каким он мне казался – довольно прямолинейным и пофигистичным. Например, воскресный церковный хор для мальчиков или волонтерство в приютах для бездомных. Но это точно объясняло, откуда он знал столько плохих слов.

Ближе к вечеру мы разобрались со всеми необходимыми делами, чтобы на следующий день не пришлось ни о чем беспокоиться. Я посоветовал Эдо не надевать треники – пусть он и считал их предметом формального гардероба, а сам нацепил рваные джинсы и единственный свой пиджак, на покупке которого когда-то настояли родители. Мне казалось, что выглядел я в нем крайне несуразно: особенно с длинными растрепанными волосами и серьгой в ухе. По правде говоря, я вообще не собирался носить официальную одежду – никогда. Не потому, что на мне она смотрелась глупо, – с этим я давно смирился, – а потому, что костюмы, рубашки и галстуки означали бы посредственную, ничем не примечательную жизнь с девяти до пяти. Кто-то до жути боится пауков, кто-то клоунов, а моим величайшим страхом было стать таким, как все: грустным офисным клерком с пивным пузом и кредитом на двадцать пять лет. Да, я уже встал на этот путь, поступив на менеджмент и экономику. Но пообещал себе не забывать, что учеба в универе была лишь способом выиграть время и понять, чем таким можно заняться, чтобы в будущем не пришлось с утра пораньше завязывать на шее удавку и отправляться на работу в офис, мечтая попасть под трамвай по пути.

Мы вывалились из общаги вместе с кучей других ребят. От некоторых уловимо разило. Пока что я не встречал никого помимо Эдо, кто бы говорил на любом другом языке, кроме чешского, – хотя он заверил меня, что такие есть. Дорога до универа напоминала вход в муравейник, и я всерьез задумался, что студенты составляли существенную часть населения Градца: такого плотного трафика я здесь еще не видел. Коктейль из гулкого смеха, легкого перегара и наивной веры в то, что все в этом мире возможно, постепенно заполнял главный корпус факультета.