– Даже не напоминай мне об этом. В Аргентине я так никогда и не смог работать врачом. Никогда. А здесь мне вернули должность и дали работу по моей профессии.

– Конечно. Но какую работу! Глядя на твою зарплату, можно считать, что ты работаешь бесплатно.

– Возможно, но я не плачу за обучение своих детей в университете и в школах. Ты помнишь, во что нам обходилось всё это в Аргентине?

Хоть и с трудом, но постепенно их семейное гнездо стало обрастать необходимыми удобствами, конечно, более скромными, чем те, что остались в Буэнос-Айресе. Но больше всего радовало, что они снова были близки к своим корням и что дети росли в их лоне: говорили на родном языке и жили по укладу своих родителей. Так же, как старшие поколения, семья была убеждена, что «дерево сильно жизненной силой своего потомства».

– Тётя Ракель, моя дорогая тётя Ра! Я снова хочу поговорить с тобой на ту же тему, на тему о нашей семье. Мои дети уже задают мне вопросы, интересуются. А я ещё многого не знаю. Помнишь, я тебя просила уже об этом?

– Да, конечно. И это очень важно – знать свои корни. Ведь мы, как растения: рождаемся из семени, которое питается из земли через корни, чтобы дальше расти и развиваться. Так что какими мы родимся и какими вырастем, будет зависеть от того, что именно эти корни впитают из земли и внедрят в нас.

– Вот-вот. Поэтому я и…

– Да, я знаю. Ты меня об этом уже просила. И я не забыла. Я выполню своё обещание.

– И ты расскажешь мне о моём дяде Борисе, о том, что с ним случилось, каким он был? Ра, ты ведь понимаешь, почему я не могу спросить об этом у бабушки и дедушки. Было бы жестоко напоминать им об этой трагедии. Расскажи ты. Пожалуйста, Ра.

– Ох!

– Я знаю. Знаю, что тебе до сих пор больно. Может быть, будет больно всегда. Я очень сожалею. Но как иначе я узнаю о дяде? Я хочу рассказать о нём моим детям. Но я ведь не знала Бориса!

– Ты видела его. Но ты не можешь этого помнить. Тебе был, наверное, месяц. Он приехал прямо с финского фронта. Эту военную кампанию некоторые называют «маленькой войной». Но я считаю, что маленьких войн не бывает. Ведь в каждой из них одни погибают, а другие навсегда остаются осиротевшими, потеряв родителей, братьев, женихов, друзей…

– О, Ра. Я не хочу, чтобы ты плакала.

– Я тоже не хочу плакать, Виталия. Я думала, что уже выплакала всё. Прости меня. Я и тебя расстроила. Просто дай мне собраться с мыслями. Ведь уже прошли годы… Вот так живёшь день за днём, с тобой происходит разное, многое даже приятное. Но та боль не уходит, не стирается. Она сидит в тебе, живёт с тобой, ждёт любого случая, чтобы выпрыгнуть из темноты. И тогда… Тогда меркнет всё – свет, солнце, жизнь…

– Я понимаю, Ра. Может, сейчас не подходящий момент? Может…

– Я сомневаюсь, что он когда-нибудь наступит. И всё-таки я расскажу тебе о нём… Боря был моим любимым братом. В последний раз он пробыл дома всего три дня. Помню, что прежде чем решиться взять тебя на руки, брат долго смотрел на тебя, стоя у люльки. Вся семья была поражена, с какой нежностью двадцатилетний неженатый парень поднял и обнял тебя. Казалось, он обнимает собственную дочь… Твой отец растрогался и попросил его выбрать тебе имя. Борис не соглашался. Не хотел лишать брата и невестку их родительских привилегий. Но твои мама и папа настояли.

– Почему?

– Даже не знаю. Конечно, они очень любили Бориса. Но твоя мама говорила потом, что это было что-то другое. Может… предчувствие? Получилось, как будто он крестил тебя. Хотя мы не крестим детей. А вот католики крестят. Обычно крёстный отец или крестная мать выбирают имя ребёнку. Думаю, может, твоя мама сделала это подсознательно. Но не из-за религии. Я думаю, что просто от избытка чувств. Может, в благодарность за то, что брат специально приехал из воинской части, чтобы познакомиться со своей первой племянницей. А больше мы его не видели…