Матильда сидела, задумавшись. Ну, ладно, она была «скандальной» личностью для Петербурга, так как вся её жизнь была на виду, Матильда была богата и была связана с Царским Двором. Но взять её любимую балерину Таточку – скромнейшего человека, можно сказать Ангела во плоти. И ведь её тоже вдруг объявили «шпионкой»… «С каждым днём слухи всё множились, – писала Карсавина в своей книге, – словно микробы в теле больного, рождённые за ночь газеты распространяли информацию, полную паники, и фабриковали клевету. Ума не приложу, как огромные плакаты, развешанные на главной улице, не привлекли моего внимания. Я шла домой пешком, но не заметила своего имени на них. Вечером зазвонил телефон, и один из старых друзей взволнованно спросил: „С тобой всё в порядке?“ Я не могла поверить собственным ушам, когда он сказал, что на плакатах в тот день стояло полностью моё имя и под ним подпись: „немецкая шпионка“. В тот вечер я собиралась идти продавать программы благотворительного бала в Мариинском театре; он умолял меня не идти и даже считал, что мне небезопасно оставаться ночевать в своей квартире. Но я решила пойти, понадеявшись на то, что здравый смысл восторжествует. В тот вечер всё было как обычно – ни тени подозрительности. А через несколько дней было опубликовано извинение»… Всё это было очень странно: кому и зачем эта клевета была нужна?

Сидеть в душной маленькой квартирке в городе летом было невыносимо. Поэтому Матильда была очень рада, когда её дворецкий Арнольд пригласил их с Вовой поехать в Царское Село. Там его друг содержал маленький пансион, и Арнольд уговорил свою хозяйку там позавтракать. После трапезы они стали осматривать тамошнее хозяйство: курятник, огороды. Фоксик Джиби, которого взяли с собой, бегал от радости по всяким закоулкам и, видимо, съел что-то ядовитое. Когда вернулись домой, пёсик вёл себя как обычно, только ночью стал ворочаться. Матильда думала, что он нацеплял блох и вычёсывает их, старалась его успокоить. Но к утру он околел у неё на кровати. Это было большим горем, так как собачка была ею очень любима и девять лет была ей верным другом. Ей казалось, что она прекрасно понимала свою хозяйку. Матильда хорошо помнила, как однажды ночью плакала и даже закричала от отчаяния, а Джиби, вскочил ей на грудь и с сочувствием смотрел на неё своими глазами. На автомобиле Матильда с Вовой отвезли фоксика в Стрельну, чтобы похоронить его там. В этом саду Джиби любил бегать на воле и был всегда радостным.

На даче Кшесинской уже жили какие-то солдаты. Они отнеслись очень трогательно к хозяевам и помогли им вырыть ямку и засыпать пёсика. Матильда горько плакала в этот момент.

– Видно, хорошая была собачка, коль барыня так заливается… – сказал кто-то из них.

Матильде и раньше приходилось быть на своей даче. Её уже трудно было узнать: всё в доме было перевёрнуто. Почти вся мебель была куда-то вывезена. Но солдаты всегда были корректны и вежливы с хозяйкой. Оберегали Вову во время его прогулок по саду. А старший из солдат даже предлагал сыну Кшесинской пожить в Вовином маленьком доме, обещая, что мальчик будет в полной безопасности. Но Матильда, конечно, отказала ему в этом предложении: в такие тревожные дни она никуда не отпускала от себя сына.

Матильда, гуляя по даче, рассматривала свои уцелевшие вещи. Ей захотелось перевезти в город пианино из шведской берёзы и кое-что ещё. На даче у неё была телега, на которой перевозили раньше растения с дачи в город – в её зимний сад. На ней солдаты согласились перевезти то, что их попросила хозяйка, в город. А потом попросили у неё на память фотокарточки. «В это время ещё солдатская масса не была тронута глубоко революцией, и среди них, как видно, были хорошие и сердечные люди», – делала вывод Матильда Феликсовна.