– Ну, это может у господ нужны серьезные деньги, а у нас-то ставка всего копейка, а уж ее найти завсегда можно. Ставь ее и играй, – развел руками Никита.

– А если копейка проиграна? – Железманову заодно нужно было получить доказательства, что существовал настоящий игровой притон.

– Ну, можно заложить что-то из вещей… На кон поставить или этой Липе отдать, она денюжку даст, но если отыграешься, то потом вернут обязательно… – клялся за Липу задержанный.

– А Тимир из вещей что-то приносил? – наконец подошел к главному следователь.

– Приносил, – уверенно кивнул головой Никита.

– Что именно?

– Картуз один раз свой заложил. Увы, потом проиграл. Причем много проиграл. У нас и в долг можно, если регулярно ходишь…

– И Тимир остался хорошо должным Липе? – догадался Петр.

– Ага, – буднично согласился задержанный. – Потом примерно недели через две он ложки принес. Вот он пару и заложил.

– Выиграл?

– Ага, выиграл, только потом снова проиграл.

– И снова поставил на кон ложки?

– Ага, он как раз меня попросил сходить и принести, – кивнул головой парень. С него уже несколько сошла враждебность по отношению к ментам, поэтому он давал показания достаточно свободно.

– Он что у тебя тогда жил?

– Ага. Он мне так и сказал, что ему заныкаться куда-то надо.

– А тебе не приходило в голову, что ты преступника покрываешь?

– Так какое же это преступление? Они с нас три шкуры дерут, сами небось в казино играют, они и тысячу проиграют, и все равно у них сколько остается, а нас Липка обдирает как липку… Последнею копейку берет.

– А ты не думал, что в первую очередь надо на себя обижаться, а не на Липу, – не удержался в очередной раз Петр от проповедования прописных истин.

– Не понял? – Никита и в самом деле не понимал.

– Ну, никто вас к этой Липе и не гнал, сам же говорил. Можно было ту же копейку на сытинские14 книжки потратить, – предложил следователь. Потом он вернулся к главному предмету следствия:

– Вспомни, а кроме ложек и шапки он ничего не закладывал?

– А что он еще должен был закладывать?

– Ну, если говорить про категорию «должен», то он работать был должен, а не вещи закладывать. Но все же может он закладывал что-то еще?

– Нет, больше ничего у него не было.

– Ну, может украшения какие-нибудь? – уже совсем откровенно сказал следователь.

– Нет, откуда у него украшения? У него даже жинки нет.

Петр Андреевич сделал несколько заходов, пытаясь выйти на украшения, но Никита про женские штучки ничего путного сказать не мог. Не видел, не знаю, не упоминал. И выглядело это достаточно искренне. По крайней мере сомневаться в его словах у следователя оснований не было. Последнее, что удалось выяснить у Никиты, что Азаматов пришел к нему в ту самую пятницу, когда убили управляющего в доме Гиреева, попросился переночевать. Тот не возражал, так как хотелось выпить, а у гостя вроде как копейка была. Потом Азаматов на следующий день пошел с Никитой к Липе и там заложил ложку, а потом еще одну. Никита, увидев серебро, не стал возражать, чтобы обеспеченный гость остался еще, тем более что жизнь обещалась сытой и пьяной, что собственно и было. «Это, наверное, одна из причин, по которой он на меня так набросился», – подумал Петр Андреевич.

Допрос Никиты не дал каких-либо особых улик против Азаматова, кроме кражи ложек, но это и так уже было очевидным: изделия из серебра говорили сами за себя. Поэтому допрос слуги-татарина приходилось начинать с тем, что было. Азаматов немного пришел в себя и был способен отвечать на вопросы. Петр Андреевич решил действовать напролом:

– Давай, друг ситный, рассказывай, и подробно рассказывай, – потребовал он.