И разбираться не нужно.

— Тысячу раз, — выдаю, не задумываясь.

Рикардо закатывает глаза.

— Ну, хорошо. А по-серьезному я тебя подводил? Когда вопрос стоял о жизни или смерти?

Закусываю губу. Да, я обязана Рикардо жизнью. Тогда, четырнадцать лет назад, после гибели Александра и уничтожения Эйдона, я осталась жива только благодаря ему. Когда от меня отказались собственные родители, а Родина назвала предателем, руку помощи мне протянул лишь Рикардо Тайлер.

Но, черт возьми, я отрабатываю свой долг уже который год! Сколько услуг я оказала этому прохвосту — не счесть.

Встряхиваюсь.

— Если ты проиграешь на выборах, твоя жизнь на этом не закончится, — напоминаю.

— Погибнет моя гордость, — возражает Рикардо. И кажется, он серьезно. — А без нее мне не жить.

Качаю головой.

— Рикардо, нет, — повторяю уже, наверное, в тысячный раз. — Ты не заставишь меня ввязаться в большую политику. Я не стану шататься с тобой по приемам, посещать светские рауты и так далее. Да меня от одного такого мероприятия воротит неделю. Признаю, я твоя должница, но я не готова положить свою жизнь на алтарь твоего президентства и не дам согласие на фиктивный брак, как бы ты меня ни уговаривал.

В глазах Рикардо загорается опасный блеск. Что, черт возьми, он услышал из того, что я говорила?

— Если все дело в фиктивности…

— О боже, нет! — восклицаю возмущенно. — И думать не смей!

Рикардо мне как брат, нелюбимый вредный брат, но никак не мужчина, который меня интересует… как мужчина. Я любила Александра больше жизни, Тайлеры — моя семья. И думать о связи с Рикардо для меня сродни размышлениям об инцесте.

— Я всего лишь предложил, — ни капли не смущается собеседник. — Но ты должна понять, это не я придумал. Мой предвыборный штат проделал огромную работу, провел исследования, устраивал соцопросы. Ты — моя путевка в президентское кресло.

Не сдаюсь.

— Найди другой способ, — упорствую.

Рикардо вздыхает, снова закатывает глаза с таким видом, будто разговаривает с глупым ребенком.

— Ну, чего ты упираешься? — пытается уже не настаивать, а уговаривать. — А если я пообещаю, что не буду таскать тебя с собой по приемам без надобности?

Ну, еще бы. Сейчас, чтобы добиться своего, он с легкостью пообещает мне звезду с неба. И мы оба знаем, что обещания он не сдержит. Под влиянием обстоятельств, разумеется.

— Рик, нет.

— Не пойму, что ты теряешь? — продолжает увещевать. — У тебя все равно нет личной жизни.

Он говорит это с такой отвратительной уверенностью, что мне становится обидно.

— С чего ты это взял? — возмущаюсь, ибо лучшая защита — нападение.

— А с того. — Рикардо остается невозмутим. — Я навел справки. Да, ты не монахиня, время от времени у тебя кто-то появляется, но не часто, и это чисто постель.

Ушам своим не верю. Это все равно что копаться в моем нижнем белье.

Морщу нос, будто в помещении дурно пахнет.

— Ты отвратителен.

— Предусмотрителен.

— Отвратителен. Признай и не спорь.

Разводит руками, но продолжает самодовольно улыбаться.

— А что, если ты не все обо мне знаешь? — тем не менее не сдаюсь.

Рикардо прищуривается, вглядывается в мое лицо.

— Хочешь сказать, что у тебя кто-то есть? — Изгибает бровь. Издевается, ясное дело.

Признать сейчас его правоту — ударить в грязь лицом.

— Именно, — отчеканиваю, гордо вскинув подбородок.

Рикардо колеблется.

— И это серьезно? — уточняет.

— Более чем.

Снова вглядывается, но потом расслабляется.

— Не верю, — заявляет безапелляционно. — В последнее время ты курсируешь по маршруту: ЛЛА — дом — ЛЛА. Не хочешь же ты сказать, что закрутила роман с садовником?

Вот же сноб. Можно подумать, садовники не люди. Правда, если бы кое-кто был внимательнее к окружающим, то знал бы, что садовник у нас — женщина, и видел он ее не один раз.