– И она прилетит к нам?

– Нет, милая, когда-нибудь мы полетим к ней. Не забывай мамочку. Говори с ней мысленно. Она слышит тебя.

– Хорошо, бабушка.

– А теперь собирайся, милая. Скоро приедет Алла Николаевна. Ты будешь жить с ней.

– Не хочу, бабушка, —слезы потоком хлынули из глаз Лу. – Не хочу в клинику! Не отдавай меня, умоляю, умоляю!

Лу прижалась к бабушке, вцепилась в нее, зарылась лицом в обмякшие груди. От бабушки пахло хлевом.

– Бабушка, миленькая, родименькая, не отдавай меня, —Лу не могла успокоиться.

По морщинистому лицу Лукерьи текли слезы. Сердце разрывалось. Она гладила рыжие непослушные волосы Лу, целовала ее в макушку. Больше всего на свете Лукерья не хотела отдавать свою внученьку, свою кровиночку. Но Ольга подписала бумаги. Да и бабка Лукерья была стара, она знала, что никак не вытянет Лу. Да и оставаться здесь девочке было опасно. Подонки не были пойманы. Они могли вернуться, надругаться над ней. Были в деревнях и такие, кто считал Лу чудовищем, дьявольским отродьем. Они открыто говорили, чтобы девчонка с крыльями убиралась от них подальше. В людях было много злобы, и она не вылечивалась, не вытравливалась. И еще Лукерья знала, что скоро умрет, уйдет к своей Олюшке. Она сдержала вырывающийся стон и сказала как можно спокойнее:

– Слушайся Аллу Николаевну. Она теперь тебе заместо матери будет.

– Нет, бабуля, нет! Она мне никто! Они опять станут раздевать меня. Щупать! Смотреть мою спину.

Лу оттолкнула бабушку, выбежала во двор. Она решила улететь в лес, остаться там, но ни за что не возвращаться в клинику. Лукерья поняла ее намерения, побежала следом, схватила внучку. Лу яростно вырывалась, кричала. Вместе с бабушкой они упали на навозную кучу.

– Не надо, милая моя, не надо, Господи, помоги, —причитала бабушка и слезно молила Лу смириться.

Лу уехала с Касьяновой. Всю дорогу до Москвы она не проронила ни слова. Грустно смотрела в окно машины и игнорировала все вопросы Аллы. Лукерья долго смотрела им вслед. Потом взяла тяпку и пошла в огород.

Алла Николаевна привезла Лу в свою квартиру. Девочка была удивлена и обрадована этому обстоятельству. Она осторожно осматривала свою новую комнату и впервые с момента встречи с Касьяновой заговорила:

– Я буду жить здесь? Ты не повезешь меня в клинику?

– Не повезу. Теперь это твой дом. А это – твоя комната. Если что-то понадобится, я все сделаю.

– И меня больше не будут осматривать в клинике?

– Будут. Все люди без исключения ходят на медицинские осмотры. Делают прививки, сдают анализы. И тебе придется. Я тоже прохожу медицинские осмотры.

Лу с недоверием посмотрела на Касьянову: ее глаза улыбались по-доброму, дружески, без заискиваний и фальши. Она была все той же Ла. Или нет? Лу не могла разобраться. Она подошла к окну и увидела внизу шумную улицу со спешащими машинами и людьми. Лу еще никогда не видела столько людей сразу. Касьянова подошла к ней, обняла за плечи.

– Все будет хорошо. Ты привыкнешь. Я помогу тебе.

Лу не нравилась Москва. Ей бы не понравился никакой другой большой город мира. Комфортнее всего она чувствовала себя в уединении, вдалеке от людей и врачей. Она тосковала по деревне. Единственный раз Лу вернулась туда на похороны бабушки. Лукерья умерла через год после отъезда внучки. Бабушка приснилась Лу перед самой ее кончиной. Во сне Лукерья улыбалась и выглядела моложе. Она держала в руке белую голубку, потом подняла руки вверх и выпустила птицу. Утром Лу обнаружила под подушкой белое перышко. Она знала, что это было послание от ее бабушки. Лу решила не рассказывать об этом Касьяновой. Она спрятала перышко между страниц книги Экзюпери «Маленький Принц».