- У нас случай был похожий на работе, пока ребёнку не исполниться год, развод только с согласия супруги…
- Вот, чёрт! Я не знал… Значит, добьюсь согласия!
Больше ничего не говорю, внутри начинает покалывать тонкой иголочкой чувство вины, всё-таки, разрушаю семью, и пострадавших теперь уже двое. Пусть один из них ещё не родился, но дела это не меняет,
- Поехали, Сань…
Молча доезжаем до моего дома, достаёт сумку из багажника и собирается подняться со мной, останавливаю у подъезда,
- Не провожай, не надо…
Он тяжело вздыхает, целуемся минут десять, спрятавшись под козырьком крыльца от нечаянных зрителей, шаги по лестнице нарушают наш немой диалог, быстро прощаемся, и Саня уезжает, бросая напоследок,
- Я разберусь до вторника и встречу обязательно!
Из подъезда появляется соседка, оглядывает с любопытством мою унылую фигуру, здороваюсь и захожу вовнутрь…
Дома стараюсь побыстрее скрыться в личной крепости, как в подростковые годы, но родители заняты чем-то своим, так что пока ничего не замечают. Мама пытается накормить, но я отбиваюсь, что сначала в душ, так что всё нормально. Предаваться личному горю тут мне никто не мешает…
После душа сообщаю, что немного посплю, не в силах изображать безмятежное спокойствие. Падаю на кровать, утыкаюсь носом в подушку, никого не хочу видеть.
Вдруг чувствую, как мамина рука гладит меня по голове,
- Ксюш, всё так плохо? – ничего-то от неё не скрыть! Сначала думаю отболтаться нейтральной фразой, но тут меня прорывает неожиданно, и давясь слезами рассказываю всё…
- Я помню, Петровский был в тебя влюблён ещё со школы… – спрашивает, - ничего не путаю?
- Нет, - поднимаю на неё зарёванное лицо, - при чём тут школа? То, что ты в ней работаешь, ещё не значит, что всё самое важное происходит там!
- Тут два варианта, - продолжает в своей любимой манере, не отвлекаясь на мои обидные слова и, изображая психоаналитика, - он или однолюб или…
- Или, что? – мне просто необходимо знать, какой второй вариант.
- Или осуществил юношескую идею фикс, так сказать закрыл гештальт. Парень был зациклен, увидел тебя, и всё всколыхнулось, не устояли оба, поддавшись минутной слабости, тогда дальше тупик, или всё рассосётся само.
- Ну, почему? Почему так сложно? Неужели нельзя просто быть счастливыми? Счастье без геморроев, вообще, возможно?
- Конечно, - заверяет мама, я радуюсь, но рано, - лёгкое, безусловное счастье бывает в детстве. От новой игрушки, от каруселей, от того, что получилось что-то сделать в первый раз…
- А, потом?
- Потом счастье становится условным, постепенно, не сразу, этого даже и не замечаешь. Сначала от похвалы. Потом, чтобы получить желаемое, уже нужно что-то сделать посерьёзней, выполнить поставленную задачу, чем-то пожертвовать, одним словом, заслужить. С возрастом, цена счастья становится всё дороже… Потому, что хочется большего, чем в детстве и зачастую недосягаемого…
- Мам, к чему ты говоришь мне это?
- К тому, что цена вашего с Сашкой общего счастья возросла. Сначала оно было лёгким, но ненужным, по крайней мере, для тебя. Прошло время, вы встретились, возникло обоюдное желание, но на новом витке появилось условие: лишний человек, который мешает, и ещё есть сомнения, нужно ли, вообще, чего-то добиваться, может, забыть и не заморачиваться. Дальше, вы утверждаетесь в правильности решения: нужно! И задание тут же усложняется: помимо жены ещё и ребёнок. И вот сюда я бы тебе лезть не советовала. Ставки уже непомерно выросли. До какого предела вы готовы их поднимать? Вернее, до какого предела Петровский готов их поднимать, ты-то пассивная фигура. Можешь, конечно, влезть, но тогда смажешь картину и возьмёшь всю вину на себя.