Триста лет назад жил я со своими родителями в деревушке одной. Жили мы богато. Богаче нас во всей округе никого не было. Все у нас было: и земля, и живность разная, и даже люди, что на нас в полях работали. Дом огромный и теплый. Мы-то богато жили, а вот все остальные еле-еле концы с концами сводили. Порой и поесть у них совсем нечего было, да и носили на себе рванье одно.

Было мне в ту пору лет шесть.

Проходит однажды мимо нашего дома старуха-нищенка. Таких много было в те времена. Я в то время возле дома своего играл, совсем один. Не хотели со мной ребята деревенские дружить. Нас ведь ненавидели многие.

Подошла ко мне старуха и говорит:

– Мальчик. Вы ведь богато живете. С вас не убудет, если старухе поможете. Не принесешь ли ты мне хлеба кусочек? Совсем сил не осталось, третий день пошел, как я ничего не ела.

– Уходи, нищенка, – начал я отталкивать старуху, как учили меня родители.

– Мальчик, а может, водички хоть дашь, губы смочить? – продолжает старуха.

– Убирайся, нищенка, – продолжаю я ее отталкивать.

– Такой маленький, и уже столько злобы в тебе, – говорит мне старуха. – Никогда тебе не узнать лучшие миры. Жить тебе на земле этой столько жизней, пока ты человеком не станешь. В обнимку с бедами путь свой пройдешь. Все узнаешь: и холод, и голод. И унижения, и страдания. Живи и помни. А как исправишься, приду я к тебе. Найду я тебя.

– Три жизни я уже прожил, а старуха все не приходит. Три жизни, в которых, кроме бед и страданий, я ничего не видел. Каждую жизнь во всех подробностях помню. Ох и устал я начинать все сначала. Завтра новый срок начинается.

– Но ведь первую жизнь вы богато прожили? – перебил я его.

– Да где уж там, богато. Той же ночью дом наш спалили, родители погибли. Спасла меня старуха-нищенка. Не та, что была, другая совсем. Вот с ней я и бродил по миру. Побирался.

– Да, – выдохнул я, – красивая история. А по вам не скажешь. Вы ведь веселый всегда, дед Иван.

– Да что ты понимаешь… – вздохнул старик.

– История, конечно, красивая, только не верю я в нее, – говорю я, поднимаясь с лавочки. – Так не бывает. Пойду я, мамка уже заждалась, ужинать пора.

На следующее утро старик помер. Весь двор горевал. А уж что с детьми было. Ревели неделю.

Прошло пять лет. Однажды вечером возвращаюсь я с учебы и вдруг…

– Сережа! – окликает меня маленький незнакомый пацаненок. Он сидел на лавочке, покачивая ногой, глядя на меня.

Я остановился и огляделся. Больше рядом никого не было, только он.

– Ты меня, мальчик? – подходя к нему, спрашиваю я.

– Тебя. Что, не узнал? – смотрят на меня совсем не детские глаза.

Я вглядываюсь в глаза мальчика. Очень знакомые глаза.

– Да, да. Это я, дядя Ваня, – подтверждая мои догадки, произнес мальчик.

– Быть такого не может, – прошептал я, бледнея.

– Как видишь, может. Еще одна длинная жизнь, а придет ли старуха – не знаю.

Я стоял, смотрел на мальчишку и не верил своим глазам. Это же чудо. Так не бывает в нашем мире.

– Ничего, привыкнешь, – улыбается пацаненок. – Я теперь вон в том подъезде живу, в четырнадцатой квартире. Мы сегодня утром приехали в ваш дом. Родители отдыхают, а я вот погулять вышел.

Так в нашем дворе появилась новая семья с пятилетним мальчиком. Все жители ближайших домов звали мальчика дядя Ваня. Уж больно не по годам он был умным и добрым.

Этот случай произошел со мной в далеком семьдесят третьем году в небольшой деревушке Кировской области. У меня, деревенского пацана того времени, из развлечений были только рыбалка в летнее время и прыжки с крыши дома в сугроб в зимнее. Весь снег вокруг нашего дома был утрамбован моим телом. В те времена сугробы доходили до крыши, не то что сейчас – снега не увидишь. Конечно, были у меня и друзья-ровесники, но они прыгали со своих крыш, тренировались. После тренировок мы собирались у кого-нибудь и показывали, кто что может. Такие кренделя выделывали, диву даешься. Родители, конечно, меня ругали, шею свернешь, говорили, но для меня как о стену горох.