Страшно было умереть в беспробудной дреме среди сон-травы, но еще ужаснее и мучительнее была смерть от лап и клюва аргона, разрывающего добычу на куски заживо. Ян бежал так, чтобы крылатое чудовище было позади, старался бежать быстрее, но чем глубже вдыхал, тем больше чувствовал головокружение от приторно-сладкого аромата сон-травы. «Не хочу, не хочу… так…умирать,» – запыхавшись прошептал мальчик. Ноги стали предательски заплетаться. Режущий воздух крик монстра был все ближе. Внезапно Ян упал. В темноту, в пропасть, вниз.

Он полетел с диким воплем, чувствуя, как воздух резко бьет в лицо, задирает рубаху и штанины, поднимает волосы дыбом, свистит по ушам. Мальчик сжал пальцы на тюках по бокам от себя, словно цепляясь хоть за что-то твердое и осязаемое. Зверек, распластавшийся на груди Яна, вжался в него еще сильнее, но не издавал не звука, замерев в ожидании. Под ногами все никак не появлялась земля. В какой-то момент Ян решил, что уже умер, и это всего лишь предсмертная галлюцинация. А после не будет ничего. Его не станет.

Но телом Ян почувствовал поворот. Скорость его полета стала явно снижаться, хотя он по-прежнему летел в кромешной тьме, не касаясь ничего твердого вокруг себя. Ни зрением, ни слухом, ни телом, кроме изменения направления, он больше ничего не чувствовал. Но перестал кричать. Прижал подбородок к груди и убедился, что одногорб все также с ним рядом, крепко держится всеми пятью лапками и прячет мордочку в подмышке мальчика. Под ногами забрезжил свет. «Готовься, малыш», – шепнул Ян зверьку сухими губами, сам поджимая ноги к груди в попытке сгруппироваться.

Через несколько секунд они вывалились на землю. Твердую мокрую черную землю. Ян приземлился на копчик. Всю спину заломило жгучей болью. Но все же мальчик засмеялся. Он смеялся, распрямив ноги, выпустив из рук тюки, уперевшись локтями в землю и ощущая ладонями холодную твердую землю. Он смеялся, задрав лицо в небо. Одногорб отцепился от Яна, сел у него на животе и стал непонимающе пристально смотреть, как старший товарищ сначала громко заливисто смеется, и этот смех, постепенно стихая, сменяется всхлипываниями. Слезы потекли по щекам мальчика быстрыми солеными струйками, и Ян не мог сказать сейчас – это слезы радости от случайного невероятного спасения, или слезы от страха только что пережитого.

– Вот так добыча! – хриплый мужской голос раздался внезапно и очень близко. Ян сразу же вскочил на ноги и обернулся (одногорб еле успел спрыгнуть перед неминуемым падением на землю и ощетиниться на чужака).

– Не бойся – детей не ем, – на Яна с прищуром смотрел старец. Седой, с окладистой бородой и густыми белыми бровями. Голова опоясана кожаным ремешком, волосы убраны за спину. Одет был мужчина в серые холщовые штаны, такую же невыбеленную просторную рубаху с закатанными по локоть рукавами. На ногах были высокие, до коленей, сапоги из кожи крокотрауса, серые с красными отворотами по верху. Лицо его было морщинистым и очень смуглым. Руки – тоже загорелые дочерна, в шрамах, мускулистые и жилистые. Осанка у старца была ровная, как у благородных каст, хотя крыльев за спиной не было. Вид его был уверенным, но не опасным. Ян слышал иногда в деревне разговоры о разбойниках – изгнанниках за злодеяния из деревень, которые мыкались по лесам и полям и выживали только воровством или грабежами путников на дорогах. Старик не походил на такого злыдня. Но и обычным горбатым-крестьянином он явно не был.

– Ну пошли за мной, коль вывалился из колодца. Я правда ждал козу, зайца или хотя бы острозубку. Ну, значит, еще день без мяса в похлебке будет.