Это была его стихия, его мир; Гершон с интересом слушал все то, о чем говорили московские товарищи, и воодушевлялся. Его окружали действительно убежденные и отважные люди, образованные и понимающие, что надо делать. С такими можно горы свернуть! Вместе они будут готовить «третью революцию», в результате которой создадут свободные Советы, независимые от большевистской партии. За ними – правда, а значит, они смогут донести эту правду до простого народа, и люди пойдут за ними.

Гершон спохватился, когда за окном забрезжил ранний рассвет – утром ему на работу, вдруг опоздает – ведь еще сколько до дому добираться. Когда все собрались расходиться, Сара вдруг спохватилась.

– Надо подумать о втором имени для нашего нового товарища, – воскликнула она.

– Точно, – воскликнул Лева Облонским и пояснил растерявшемуся Гершону: – Время сейчас неспокойное, опасно светить свои имена. Будет два разных человека – рабочий с «Парижской Коммуны», Гершон, и анархист, под другим именем. Так целее останешься.

– У нас всех есть вторые имена, анархистские, – улыбнулся Гольд и похлопал Гершона по плечу. – Это необходимое правило конспирации. Мы все равно что по лестнице карабкаемся, только лестница эта без перил. Один неверный шаг – и соскользнёшь, не успеем подхватить.

Позже Гершон уже не мог вспомнить, кто предложил имя «Гераска». Имя ему понравилось – краткое, звучное, оно легко легло на язык. Именно под этим именем он и стал известен в анархистских кругах Москвы – Гераска, студент Гераска. Герасимом же он стал потом, когда побывал там, где многие утрачивали не только свое настоящее имя, но и жизнь.

А пока он был молод, полон сил и энергии, душа его горела желанием сделать этот мир совершенным. Гершон видел перед собой нескончаемые удивительные возможности. Вся жизнь была еще впереди!

Арестовали Гершона 29 сентября 1922 года. В тот же день задержали Глеба, Леву и Сару – всю верхушку их организации.

К тому времени он съехал со своей квартиры и поселился у Веры в Большом Овчинниковском переулке. Вера жила в этой квартире вместе с Сарой Кушнер, и часто встречи анархистов проходили именно там. В конце лета, когда Сару перебросили для работы в смоленскую организацию, Вера предложила Гершону переехать к ней. Он и раньше часто пользовался этой квартирой для ночевки, когда они с товарищами, увлекшись работой, засиживались допоздна, и Гершону уже не было смысла возвращаться в свою комнатушку на окраине. Постепенно их отношения переросли в нечто большее, чем совместная идейная борьба.

В Большой Овчинниковский переулок пришли рано утром, когда весь дом еще спал. Гершон проснулся от резкого стука в дверь и выскочил в прихожую.

Открыв дверь, он сразу все понял. Молодые мужики в шинелях, с хмурыми лицами, решительно шагнули в квартиру и протянул серый листок. Гершон скользнул глазами по строчкам, хотя в этом не было никакой надобности – он и так знал, что там написано: «Н.К.В.Д., Государственное Политическое Управление, Ордер №2317, сентября 29 дня 1922 года, выдан сотруднику Оперативного Отдела Г. П. У. на производство ареста и обыска Тарловского Г. И.» И подпись – «Зам. Председателя ГПУ Ягода». Фамилии Кеврич в ордере не значилось.

Все быстро сложилось в голове – пришли только за ним, про Веру они ничего не знают. Главное сейчас вывести ее из-под удара, сделать так, чтобы она сама себя не выдала.

– Это моя жена! – во весь голос заявил Гершон, когда Вера, кутаясь в шаль, вышла из комнаты. – Не трогайте ее – она ничего не знает.

Подойдя к девушке, он крепко ее обнял.

– Все будет хорошо, родная, – громко и отчетливо говорил он, заглядывая Вере в глаза. – Товарищи во всем разберутся. Ты, главное, не волнуйся.