– Завтра мы переедем, – сказал он обыденно, словно они делали это каждый день. – Был у Тони. В нашу прежнюю квартиру и заедем.

Бабушка Люба всплеснула руками и хотела что-то сказать, но Герасим ее опередил:

– Любовь Григорьевна, вы не обижайтесь, но я не хочу, чтобы моя семья сидела у вас на шее. Вы с Соломоном Моисеевичем и так много для нас сделали – сына сберегли. Я вам очень благодарен; вы для нас – самые близкие и родные люди. Но двум семьям под одной крышей будет тесновато. Да, и работу я на первое время нашел – грузчиком в порту. Сегодня уже полдня отпахал. Если повезет, подыщу со временем место по специальности. Главное, вы за нас не беспокойтесь. Я для Сонечки и для сына все сделаю. Я отвечаю за них – перед вами и перед богом, – и полувопросительно обратился к Йоське: – Что, сын, будешь с нами жить?

Йося не ожидал такого вопроса, да и к папе еще не привык. Он растерянно посмотрел сначала на бабушку, потом на маму. Мама улыбнулась и протянул к нему руку, подзывая к себе. Сын подбежал и зарылся лицом в мамино одеяло. Мама погладила его волосы – и по шее у Йоси медленно поползли сладкие мурашки…

– Да, – еле слышно прошептал Йося, обращаясь неизвестно к кому.

После позднего ужина мама сразу уснула. Папа тоже лег спать – бросил на пол у дивана старый матрас, как и в предыдущие ночи. Йося лежал на своем сундучке и мечтал о новой жизни с мамой и папой. Он не представлял, как будет выглядеть эта его новая жизнь, но с нетерпением начал ее ожидать. Единственное, что немного беспокоило мальчика, это бабушка с дедушкой, которые не будут жить с ними под одной крышей. Но ведь папа что-нибудь придумает, он сказал, что для Йоси все сделает. Значит, не о чем волноваться….

И Йося, счастливый, уснул.

Несмотря на поздний час, Соломон с Любой вышли во двор – чтобы не мешать спящей семье. Они миновали лавочку у крыльца и пошли под липы, где на земле лежали два толстых бревна. Днем на этих бревнах любили сидеть мальчишки – подальше от родительских глаз.

Дед не произнес ни слова, пока Герасим рассказывал о своих планах. Во-первых, он всегда считал, что каждая семья должна жить своим умом – плохо это или хорошо, пусть сами строят свою жизнь. Родителям же нечего вмешиваться, только отношения испортят. Во-вторых, он достаточно хорошо изучил Герасима и понимал, если зять что решил, его не свернуть.

Соломон с Любой сели на бревна друг напротив друга. Они не говорили и не молчали; за долгие годы, прожитые бок о бок, супруги научились общаться без слов. И сейчас, сидя под старыми липами, они обменивались редкими фразами, поддерживая друг друга и сверяя свои мысли. А мысли их были о дочери, о ее муже, о любимом внуке.

Герасим влился в их семью легко и естественно. Нельзя сказать, чтобы он злоупотреблял гостеприимством Фарберов. Напротив, после первого Субботнего ужина он сидел за семейным столом всего несколько раз. Но Герасим уже не был для них чужим. И в первую очередь это касалось его отношений с Соней. Девушка с сентября устроилась лаборантом в школу, в которой прежде училась; Герасим пошел работать в строительную артель. После работы они иногда встречались во дворе и уже не просто здоровались и обменивались малозначительными репликами. Молодые люди подолгу разговаривали, не замечая, как сначала бродили под липами, потом выходили на улицу и шли в парк Пионеров в двух кварталах от дома. Им было не просто интересно вместе. Соня наконец-то нашла родственную душу, встретила человека, который видел ее изнутри, понимал ее устремления, и относился к ним совершенно серьезно. А для Герасима девушка была лучиком света, который согревал его, возвращал к прежней, нормальной жизни; с ней он вспоминал о том, что у людей бывает семья, что кроме боли и страданий можно испытывать покой и счастье.