Мужчины долго приглядывались друг к другу, не доверяя первым впечатлениям – жизнь в неволе приучает к осторожности. Яков, польский еврей, родом из Белостока, попал в плен в первые недели войны. За это время он освоился на чужбине, научился выживать и знал множество уловок – как улучить минутку для отдыха, не привлекая внимание охранников, где разжиться лишним куском хлеба, с кем из вольных можно завести знакомства, чтобы использовать их в своих целях. Яков умел расположить к себе людей, мог дать ценный совет вновь прибывшим. Но главное, Гершон увидел, что этот человек не сник, не упал духом. В нем чувствовалась несломленная воля, жажда свободы и независимость. И в этом они были схожи.

Их свел один случай. В конце рабочего дня начальник цеха принимал работу – пересчитывал количество сшитых сапог, придирчиво осматривал швы, ковыряя стыки с подошвой. В тот день немец был явно не в духе; недовольство сквозило в каждом его жесте, в каждом взгляде. Он явно искал, к чему бы придраться, и, наконец, присмотрел себе жертву. Когда очередной работник поставил перед ним свой мешок, немец долго перебирал готовые сапоги, затем выхватил один и принялся тыкать работнику в лицо, осыпая его при этом ругательствами.

Яков молча наблюдал за происходившим, а потом сказал, вроде бы ни к кому не обращаясь: «Рабский труд не может быть качественным и производительным». Гершон с интересом посмотрел на него – их глаза встретились. Когда после работы началось построение, мужчины, не сговариваясь, встали рядом.

Разговорившись вечером в казарме, к обоюдной радости они обнаружили, что разделяют одинаковые убеждения. Яков тоже оказался анархистом; они читали одни и те же книги, имели одни и те же взгляды на устройство общества. Встреча в плену единомышленника наполнила жизнь каждого из них смыслом, дала импульс к деятельности. Как всякий анархист, и Гершон, и Яков видели в себе творческую личность, способную самостоятельно решать, как практические, так и теоретические вопросы. Они азартно спорили, обсуждая самую важную для них тему – разрушение эксплуататорского строя. Будучи идейным анархистом, Гершон отвергал террор как средство изменения существующего строя. Яков, напротив, был сторонником «эксов» – экспроприации собственности у капиталистов в пользу трудящихся. Но по главному вопросу их мнения сходились – главным орудием порабощения людей является государство с его многочисленными институтами. Значит, государство должно быть низвергнуто.

Плен неимоверно тяготил обоих. Неволя угнетала их свободолюбивые натуры, и сама собой возникла мысль о побеге. Педантичные немцы хорошо продумали систему содержания военнопленных, и в ней нелегко было найти брешь. Гершон с Яковом начали разрабатывать план: они собирали информацию, выискивали слабые места в организации охраны, анализировали различные варианты.

Вскоре прошел слух, что на фабрике будут отбирать группу пленных для отправки в Австро-Венгрию, где на вновь открытое обувное производство требовались рабочие руки. Гершон разузнал, что новая фабрика расположена на венгерской территории. Венгры не такие дотошные, как немцы или австрияки, убежденно рассказывал он товарищу, скорее всего порядки там будут не такими строгими, как здесь, бежать будет легче. Яков проявил свои незаурядные способности втираться в доверие; он убедил кого надо, что без таких ценных работников, как он и Гершон, на новой фабрике не обойтись. В конце концов оба попали в заветные списки.

Через пару недель товарным поездом отобранных заключенных отправили в Австро-Венгрию.