– Будь здоров, – махнул Дакша ему рукой. – Где дом с умершим?

Видя, что мужичок от такого вопроса попятился, Дакша поспешил добавить:

– Не бойся, ты! Нас нанял Вячко. Так где хата?

Мужик махнул в дальнюю часть деревни и живо убрался в дом вместе с оравой мальцов.

– Не жалуют нас здесь, – кисло усмехнулся Громобой, проведя по бороде рукой.

– А с чего бы? – удивился Дакша, продолжая идти по длинной улочке деревни, заворачивающей около большого валуна налево. – Для них мы чужаки, а я и вовсе чужак с оружием. От таких крестьянам добра не бывает, вот и прячутся по хатам, точно мыши от кошки. Только Вячко нас принял, даже накормил. Видать не впервой ему таких путников принимать.

– На то он и староста, – пожал плечами Громобой.

Вскоре они добрались до дома, где стояло ни как не меньше двадцати человек. Бабы были в черных платках, мужики сгрудились в стороне, покуривая трубки и тихо переговариваясь. Путников завидели не сразу.

– Приветствую, – негромко сказал Дакша, подойдя к мужикам.

– Здаров, коль не шутишь, – покосился мужичок с красным от пьянки носом. Чего надобно? Да еще и с железякой.

– Нанял нас Вячко, – поздоровался кивком головы Громобой. – Хочет чтобы мы избавились от чудища, что в лесу обитает.

– А нам какое дело? – недобро спросил красноносый. – Не мы ж вас нанимали.

– Не волнует тебя жизнь сельчан? – отступая на шаг от нестерпимого перегара, спросил Дакша, невзначай положив руку на рукоять меча. От глаз красноносого и его односельчан, что стояли рядом, этот жест не скрылся. – Кем был-то покойный?

– Ты коли чего хочешь узнать, то иди у других и спрашивай! – заявил пьянчужка, теснясь к мужикам, недобро посматривающих на незнакомцев. – Вон! Идет Вячко, мать его…

Двери хаты со скрипом отворились и первой выбрела дряхлая бабка в черных одеяниях и с иконой в руках. Шла она медленно, опустив голову на грудь, тихо проговаривая молитву. Шагах в десяти от нее две молодые крестьянки выкладывали на пыльной дороге еловые лапы. Вскоре из дверей появился и гроб, сколоченный из разномастных досок. Гроб несли четверо крепких парней, удерживая его на плечах. В хвосте процессии шли скорбящие – средних лет баба, молодой юнец, шмыгающий носом и какие-то родственники.

Гроб был открыт, но роста Дакши хватало лишь на то, что бы видеть бледное лицо покойного с синяком под глазом, который ярко выделялся на белесом лице.

– Синяк? – едва слышно спросил сам у себя Громобой. – Может ударился обо что-то, когда чудище напало?

– Может и так, – хмыкнул Дакша, не сильно-то веря в услышанную догадку.

– Чего вам здесь надо? – подошел к ним староста, шипя, точно змея. Видимо, в честь похорон он даже зачесал редкие волосы на правую сторону, что лишь сильнее вычерчивало его лысину. – Мы односельчанина хороним, а вы тут, как бельмо на глазу! Идите, ловите вывертыша!

– А с чего ты решил, что его оборотень убил? – спросил Дакша, не обращая внимания на недовольство старосты. – Видел кто то чудовище?

– Брюхо у него распорото! – прошипел Вячко. – Ночью… в лесу!

– И часто вы по ночам в лес ходите? – все так же спокойно спросил Дакша. – Иль заведено так у вас в деревне?

Староста явно смутился, но тут же овладел собой, зыркнув прищуренными глазами на не отступающих незнакомцев.

– Не мое дело, куда он по ночам ходил. Ходит и ходит – не мое дело.

Громобой продолжал поглаживать бороду, рассматривая старосту и пьянчугу, примостившегося у того за спиной.

– У нас тут похороны, – буркнул красноносый из-за спины. – Шли бы вы отсюда и дали бы проститься с мужиком.

– Нам бы на труп взглянуть, – медленно проговорил Громобой. – По ранам много чего понять можно. Так, одним глазком.