– Как вам не стыдно? Это что, принципиальная позиция – не говорить на языке предков и не обнаруживать свое происхождение?

– Нет, – говорю, – вынужденная мера. Скрываюсь. Я в изгнании.

Мужчина уважительно уставился на меня и что-то такое суровое проворковал.

– А о чем вы, – продолжаю, – спрашивали меня? Чего хотели-то?

– Вы с нами или нет? – выдвинулся вперед приятель греческого патриота.

Надо сказать, что при взгляде на этого второго мысль появлялась только одна – я с ними. Точнее, с ним. Куда? Да не важно, куда. На Пелопоннес, Самос, Лесбос… куда кривая вывезет. У меня плохо с географией с детства. В любом случае, я с ним.

– Естественно, с вами! – говорю. – Куда? Я – Микаэла. Можно Мика.

– Это хорошо, – воодушевился мужчина. И приблизился ко мне. Расстояние опасно сократилось. Глаза загорелись. У меня они горели уже давно. И у того, который патриотически настроен был, тоже…

Мы были как три Прометея в ночи. И воображение мое уже начало рисовать совершенно чудесные картинки, которые я когда-то видела в неадаптированном издании легенд и мифов Древней Греции… Там и амфоры были, и веночки, и в веночках, и без…

Как вдруг…

– Так значит, вы с нами? Тогда подпишите, пожалуйста, вот здесь. Вы же знаете о ситуации в Греции. Мы – банкроты. Греция – банкрот! И о поведении Германии знаете наверняка. Вот, мы собираем подписи. Здесь, пожалуйста. – И протянул мне папку с пришпиленной к ней бумагой-воззванием.

Я знать ничего не хочу о поведении Германии. С Грецией или без нее. Так, наверное, чувствовал себя Икар, когда отказали крылья… падать было больно, но эффективно. В смысле, одноразово и быстро – с небес на землю. Без пересадок и перерегистрации багажа.

Так бы и жила я себе, в обиде на маленькую Грецию и ее народ, не случись через некоторое время происшествие, которое худо-бедно примирило меня с легендой о моем происхождении и добавило несколько монет в копилку моей женской неотразимости. Это я не просто так говорю. Если часто повторять, то можно и самой поверить. А уж окружающим вообще ничего другого не останется.

Через несколько месяцев после того как меня лишили сладкого за отказ подписать некую петицию в защиту греческого населения, судьба снова дала мне шанс приобщиться к корням. Бабушка, будь она жива, была бы довольна – причем не столько этнографическим аспектом происходящего, сколько… хотела сказать, эротическим, но и это – не совсем правильное слово.

Меня снова приняли не просто за гречанку, а… как бы так… с прямым углом перепутали.

В тот день я совершала свою обычную пробежку. Не совсем обычную, конечно, так как бегала я в то время, когда все порядочные люди работают. В середине рабочего дня бегу расслабленно по лесочку, который прямо в городе находится, недалеко от моего дома. Там же, недалеко от дома, располагается и греческая церковь.

Я бегу – в легинсах и футболке, которая уже, простите за натурализм, намокла от пота. Этот физиологический фактор делает мои… как бы так выразиться… и без того монументальные формы еще монументальнее.

Но в лесу кроме меня только кролики. Им все равно. Их формы не возбуждают, они и без меня прекрасно размножаются.

А надобно сказать, что с момента неудачного использования яблок для увеличения бюста много воды утекло. Яблоки мы с тех пор применяли только по назначению да и вообще с Юлькой на эту тему старались не говорить. Но что-то надо было предпринимать. В бабушкином журнале «Крестьянка» я прочла, что употребление клетчатки – лучше всего капусты – отличный способ естественного увеличения груди.

Уж не знаю, неумеренное потребление капусты тому виной или греческие гены, а только очень скоро проблема была забыта. До поры до времени. Впервые она всплыла много позже, лет в семнадцать-восемнадцать, когда мы с подругами самостоятельно улетели отдыхать в Гагры. Вот там-то, под улюлюканье горных мужчин, я наконец и распрощалась… нет, не с девственностью… со своими комплексами. И с тех пор не без основания считала, что верхняя половина моего туловища удалась намного лучше нижней.