Кто-то уцелел и вернулся на улицу под названием Via di Sаnta Maria del Pianto, хотя, когда я её рисовал, на табличке было написано: Largo di 16 Ottobre 1943 – дата ликвидации гетто. Ларго по-русски значит небольшая площадь, делящая улицу на два отрезка. Немудрено, что бойкие агенты Google Maps просто не обратили внимания на эту тонкость местной топонимики.

Площадь и улица Барберини – место для приезжих охотников до итальянской одежды и обуви. Правда, уже последние лет пятнадцать прежняя уверенность, что товар всё еще итальянского происхождения, превратилась лишь в слабую надежду, а затем и в иллюзию, благодаря печально всеми признаваемой экспансии передовой цивилизации на противоположном конце Евразийского континента. А ведь всего каких-нибудь 7 веков тому назад вместо дешёвых подделок итальянской кожаной фурнитуры и обуви из Китая привозили шёлк и бумагу, и даже, как некоторые всё еще верят, спагетти!  Но независимо от содержимого магазинов и непривычных имен их новых владельцев, и площадь, и одноименная улица остаются натурально-многослойными памятниками нашей общей истории!

Adagio 

В маленьком переулке того же названия (виколо Барберини) удачно спрятан от неискушённых зевак огромный дворец Барберини с прекрасной коллекцией «знаковых» картин и премилым садиком лимонных деревьев на его крыше.

Но об этом в другой раз. Итак, от магазина к магазину по улицам Тритоне и Бабуино сначала добираешься от площади Барберини до Испанской лестницы, а там уже рукой подать до западной границы людских скоплений – Пьяццы дель Попполо. Уже темнеет, и народ начинает рассаживаться за тесно стоящими столами на Пьяцца Ротонда и Пьяцца Навона. На столах тарелки с чем-то, издали напоминающим итальянскую еду, но лучше обождать с этим, чтобы окончательно спала жара, и окружающая публика стала больше напоминать местных жителей. Для этого мы вступаем на освещенную луной Виа дель Корсо, которая стрелой утыкается в светящийся вдали объект11, похожий на ослепительно-белую гигантскую пишущую машинку (написал и подумал: а кто из нынешних молодых людей даже знает, что это такое?) на площади Венеции.

И дальше, мимо Форума и Колизея, вверх по ступеням на холм Монте-Оппио, где можно, наконец, вытянуть натруженные ноги под столиком бара, на расстоянии протянутой руки, фигурально выражаясь, от 3-го этажа Колизея. Tак что всё ещё нескончаемая толпа зевак, бредущая вдоль его фасада далеко внизу, остаётся вне нашего поля зрения. И, как писал Павло Тычина по-итальянски утончённый украинский поэт:

Вeчiр,

Нiч.

Идеальный город, как один из предметов творческого и философского рассмотрения активно обсуждался художниками, инженерами и учёными (часто в одном лице) эпохи Возрождения. Они, наконец, повернули свой мысленный взор от средневекового созерцания Божественного замысла в сторону реалий человеческого существования, таких как архитектура и градостроительство, возможно, убедившись в своей ограниченной способности продвинуться в понимании божественного.

Смена парадигмы: кривая улица

В результате первых попыток поставить архитектуру на рациональную основу появились проекты, состоящие из восьмигранных звёзд для городских стен центральной площади и радиальных прямых улиц для облегчения ориентации, предлагая людям, спешащим по делам, неограниченную ничем перспективу и возможность быстрого передвижения по городу. Радиально расходящиеся улицы наполеоновского Парижа, центра Амстердама и почти буквально следующего по его стопам Санкт-Петербурга – воплощение этой рационализации жизни. Из логически-геометрической простоты вытекли сами собой прямые фасады и квадратно-гнездовые городские планы центра имперской Вены и американских городов, вольно или невольно повторяя карты древнегреческих мегаполисов и древнеримских столиц средиземноморских колоний. Нетрудно допустить, что эта рациональность диктовалась соображениями военного или полицейского характера в соответствии с состоянием «града и мира» в том или ином месте.