А Семен Гаврилов кинул свою лопату угля в разгоревшуюся топку, благо дверца была для всех открыта:

– Если он олигарх, ать его за уши, то ему хана, ей-бо, Адолию жалко, – Семен, прежде чем выпить, аккуратно вытер ладонью рот.

– Чего такое хана? – пискнула Мирра Евсеевна.

– Хватит! – крикнул тамада Василь Васильевич. – Развели, понимаете ли, тут заупокойные видения, чтоб это, понимаете ли, прекратить! Забыли, чего у нас? У нас, если в старом исчислении, важнейшее организационно-хозяйственное мероприятие, свадьба.

А свадеб пока никто не отменял, так или нет? Тут сидит молодежь Вера, Надежда и Любовь, а также мать их Софья, чего они, понимаете ли, скажут?

Молодежь только захихикала, но выступать не стала.

– Неужели и любовь отменят? – тихо, как бы себе, сказала Нина Федоровна, да еще прошептала: – Как же деток рожать?

– Без любви можно, – опять кинул уголь Семен Гаврилов, –американцы в пробирках детей нафурычили…

– Замолчите! – крикнула Адолия.

– Американцы нам не указ, – поднялся тамада Василь Васильевич.

– У нас своя идиллия спокон веков, и куда это, понимаете ли, хор пропал?

– Мы здесь, – откликнулся композитор Араб-оглы.

И сразу хор грянул цыганскую величальную:

– К нам приехал, к нам приехал Англичанин удалой! Англия, пей до дна! Англия, пей до дна!

И мы сразу поддержали, расслабились.

А между тем дни прибавляли в яркости света и тепла.

– Сережа, – прервала молчание Лолита, – жди меня в машине.

Она вышла на тротуар рядом с домом, где жил артист Поспелов.

Посмотрела вверх, точно ждала, что Гриша выглянет из окна.

Перед ней была знакомая девятиэтажка. Она училась с ним в третьем, четвертом и пятом классах обычной школы, совсем не элитарной. Он еще тогда пробовал ухаживать за ней. Такой же очкарик, как и она. Да, она смеялась над ним. Он не обижался.

Удивительно – столько лет. И потом ни разу не встречались. Не видела, как он играл в театре. Да и зачем бы ей ходить в детский театр? Вспомнила, он говорил: «Мы, очкарики, должны помогать друг другу». Глупость, конечно. Она чувствует, что он еще жив…

Только где он? Ведь они его обязательно убьют. Но у нее есть время, совсем немного времени.

Лолита решительно подошла к машине. На секунду задержалась:

затемненные стекла, как молчащие экраны телевизоров. Не думала раньше, как выглядит ее машина со стороны.

Рыжий предупредительно открыл дверцу.

– Сереженька, – стараясь придать голосу нежность, – поезжай домой, а я тут останусь. И не обижайся на меня, дорогой. Я погорячилась. Все забудь. Выброси из головы.

– Я на работе. Так вас не ждать?

– Зачем это «вас»?

– Как прикажешь? Понимаю, у тебя своя работа.

– Да, дорогой, я еще тут покопаюсь. Обследую подходы к дому, надо найти следы, каждый камушек осмотрю, поговорю с жильцами. В общем, рутина, долгая и безнадежная, а ты езжай. Когда освобожусь, вызову тебя. А скорей всего возьму машину у БББ, они, наверно, еще толкутся в квартире.

Лолита убедилась, что машина уехала. И пошла прочь от дома, предварительно проерив, что хвоста не было…

В вагоне электрички ее охватило странное ощущение нереальности. Она с трудом протискивалась среди людей с потными лицами, совершенно равнодушных к тесноте. Никто на нее не обращал внимание. Она сквозь черные очки, как если бы вдруг попала в муравейник, приглядывалась к этим двуногим муравьям. И зачем у них сумки? Куда поезд уносит их?

Почему сквозь затемненные стекла машины она на них никогда не обращала внимание?

Ей были понятны убийства, интриги, слежки, таким воздухом она дышала. Но, оказывается, интересно хоть раз просто посмотреть вблизи на так называемых простых людей, пользователей общественного транспорта.