Вся выстроенная схема будущей политической провокации была надуманной, и Василий высказался по этому поводу абсолютно откровенно, но ему конфиденциально дали понять, что, будь он хоть сам знаменитый Талейников, даже ему – и вообще никому – не позволено вмешиваться в деятельность ребят из «Девятки» – 9-го управления ВКР.

Во имя прошлых вождей следует напомнить, что же это была за служба. Василию дал разъяснения один из его друзей. Оказалось, что теперь это уже не та «Девятка», что это вновь созданная группа, возникшая как преемница деятельности и сфер приложения 9-го отдела КГБ, известного под названием СМЕРШ (Смерть шпионам) и прославившегося своей дурной репутацией. Это была специальная отдельная дивизия контрразведки, знаменитая тем, что там ломали волю и перековывали убеждения людей, применяя шантаж, пытки и другие методы, например такой жестокий, как расстрел или убийство на глазах у человека его близких и родных.

Со смертью Василий Талейников был знаком, но эта разновидность убийств переворачивала ему все внутренности. Такая мера, как угроза жизни, частенько имела эффект, но никак не сама акция. Государству подобные репрессивные методы не были необходимы, и только садисты нуждались в них. И если новая «Девятка» и вправду была наследницей СМЕРШа, то тогда он даст им понять, с кем они соперничают в пределах обширнейшей сферы деятельности КГБ. В частности, с ним, знаменитым Василием Талейниковым. Он научит их не спорить с человеком, который прожил двадцать пять лет в скитаниях по Европе, защищая интересы государства. Двадцать пять лет! Прошла четверть века с той поры, как способный к языкам студент Ленинградского университета Василий Талейников был послан на три года в Москву для специального и очень интенсивного обучения. Ему шел тогда двадцать первый год. Это было необычное обучение. Воспитанник ограниченных советских педагогов, Василий едва мог поверить, что такое бывает. Книги, музыка, беседы и дискуссии на философские темы в уютных аудиториях, но также уроки конспирации и насилия, дезориентации и шантажа, знакомство с миром шифров, кодов, фальшивок, с методами саботажа, шпионской деятельностью, разведкой, наблюдением и слежкой, познание способов распоряжаться чужой жизнью – не убийства, нет. Убийство на этом уровне отношений было неприменимо.

Он мог бы отказаться и выйти из игры, если бы не случай, благодаря которому изменилась вся его жизнь и появилась причина для подобной деятельности. Как ни странно, ему помогли в этом американцы – американские озверелые солдаты.

Его послали на стажировку в Восточный Берлин. Он должен был проследить за деятельностью подпольных организаций периода холодной войны. Там он подружился с одной молодой немкой, искренне верившей в дело марксизма и завербованной КГБ. Ей была отведена настолько незначительная роль, что имя ее никогда не числилось в списках сотрудников, ей просто платили время от времени из статьи расходов, отведенной на поощрение сотрудников. Она была обыкновенной студенткой, куда более преданной своим убеждениям, чем изучению специальности, не слишком образованной, радикалкой в политике, считавшей себя этакой Жанной д’Арк. Но Василий любил ее, любил в ней ее безумную раскованность и непринужденность, ее пылкую жажду жизни, уравновешенную веселостью нрава. Они прожили вместе несколько недель, и это были славные деньки, окрашенные возбуждением и предвкушением молодой любви. Но однажды ее послали на демонстрацию на Курфюрстендамм участвовать в акции протеста, и она вместе с другими такими же юными участниками, почти детьми, выкрикивала слова, которые едва ли понимала, выполняя обязательства, которые еще не была готова брать на себя. Ничего, впрочем, особенного, незначительная акция. Но не для этих скотов из американской оккупационной армии, из подразделения Г-2.