– А ну стой! – крикнул он выбегающей в коридор Стефани.

Девушка подходила к лестничному проему, когда услышала умоляющие причитания Изабель и гневную брань Филиппа. Однако останавливаться не было никакого желания. Задрав повыше юбку и придерживаясь за перила, она перепрыгивала через ступеньки, чтобы побыстрее оказаться внизу.

Обида гнала прочь отсюда. Прочь от нелюбимого брата с замашками тирана. Прочь от глупой болтливой камеристки.

«Зачем она все рассказала? Зачем? Какое ей до этого дело?» – горячилась Стефани. Филипп не оскорблял бы её так, если бы Лидия не поведала подробности. А если учесть природную склонность брата делать преждевременные выводы, то одно лишь упоминание о борделе вывело его из себя. В этом девушка не сомневалась, но объясняться с разгоряченным мужчиной не хотелось. Тем более, что разговор начался с оплеухи.

Стефани бежала, не оборачиваясь. Обида вперемешку со страхом гнали вперед. Сердце больно ухало в груди при мысли, что Филипп последует за ней. Никогда прежде брат не поднимал на неё руку. Не замахивался. Бывало одаривал гневным взглядом, грубил или допускал брань. Но до открытого рукоприкладства никогда не доходило.

Вообще Стефани не замечала, чтобы брат бил кого-либо. Он был жесток по отношению к собакам или лошадям, но к людям? И тут на ум пришел совет отца: смотреть на отношение человека к окружающим, чтобы его понять. И все встало на свои места…

«Мой брат чудовище», – словно ураган, Стефани пронеслась по вестибюлю и выскочила на улицу. Ветер обдал распухающую щеку прохладой, а солнце, уже не такое жаркое, ударило в глаза. Девушка проморгалась. На мгновение она поймала сочувствующие взгляды посторонних. Какие-то женщины в дорогих одеждах стояли около гостиницы и осуждающе-жалостливо смотрели на неё.

Стефани не узнала их, так как в глазах стояла пелена из подступающих слез. Девушка ненавидела плакать. А плакать прилюдно вообще считала позором, потому громко и неприлично шмыгнула носом и бросилась в другую сторону от незнакомок. «Пусть считают дурной, нежели слабой».

Ноги сами несли к госпиталю. Но когда Стефани дошла до здания, то резко встала, приложив холодную ладонь к щеке. Она не дошла до входа нескольких шагов.

«Нельзя, чтобы Эдриан видел меня такой. Он же сразу поймет, что меня ударили! Что он тогда сделает?» – девушка заметалась на месте, размышляя куда пойти. В аптеку? К знахарю? «Может лучше отправиться в порт к отцу? Папа́ разберется с Филиппом», – решение было принято.

Стефани развернулась к узкой улочке, по которой собиралась срезать угол. Если Филипп вышел вслед за ней, то так будет шанс разминуться. Однако, не успела она сделать и пары шагов, как её окликнул знакомый голос.

– Стефани, ты куда? – Эдриан стоял около входа. Треуголка, длинные кремово-бежевые волосы неизменно собраны в низкий хвост и перехвачены бархатной черной лентой. Светло-коричневый камзол без изысков был распахнут, через рубашку без воротника просвечивали бинты на груди, брюки в тон верхней одежды вправлены в сапоги. На руках перчатки из грубой кожу. Из оружия мужчина взял только шпагу, которая покоилось в ножнах на перевязи.

С любопытством и тревогой Эдриан смотрел на девушку, которая стояла к нему спиной и утирала щеку. Всем своим нутром мужчина понимал, что что-то не так. Случилось что-то ужасное и, возможно, непоправимое.

На миг он погрузился в прошлое. Вновь окунулся в ужасающие воспоминания о той, что потерял. Беспокойство накрыло его с головой.

Эдриан быстро оглядел улицу. Никого. Видимо разгоравшийся пожар привлекал все больше и больше внимание, поэтому люди спешили к площади, чтобы увидеть всё собственными глазами. Мужчина быстро подошел к девушке, которая почему-то не оборачивалась к нему.