Эдриан умолк, подбирая слова, чтобы описать то, что произошло дальше. Его трясло от нахлынувших эмоций. Он будто заново переживал ужас тех дней. Беспомощность и бесполезность висела на плечах тяжким грузом.

– Я нашел её!

Три слова прорезали тишину, как выстрелы.

– Брошенную в лесу в кустах. Её тело было еще теплым, когда я прикоснулся к ней, чтобы навеки закрыть голубые глаза. Они были красными и опухшими. На ней не осталось одежды. Ни клочка. А тело… Оно было изуродовано ими. Осквернено, – Эдриан с трудом сглотнул вязкую слюну. – Ублюдки разодрали её в клочья.

– Откуда ты знаешь? – не выдержала Стефани.

Мужчина не понимающе уставился на неё.

– Откуда знаешь, что именно они?

– А, – он усмехнулся. – Расследование зашло в тупик, но я хотел добиться справедливости. Хотел, чтобы подонков наказали. Я жаждал мщения и вместо того, чтобы отправиться в Академию, начал собственное расследование. Я нашел свидетельницу. Бывшую кухарку. Единственную очевидицу, которая призналась в том, что творилось в поместье все четыре дня. Она поведала мне об ужасах и последних днях жизни Жизель. О том, как они глумились и издевались над ней. Я написал обвинение и подал в суд, но кухарку зарезали в переулке, когда она шла, чтобы дать показания.

Сердце Стефани обливалось кровью от услышанного. От несправедливости хотелось кричать во все горло, но она лишь тихо сидела на койке и смотрела в бледное лицо человека, что носил эти страдания в душе столько лет.

– Не знаю, была ли смерть кухарки совпадением или нет… Но обвинение суд не принял. Кроме голословности у меня ничего не было. И сколько я не пытался, больше никаких доказательств найти не смог, – он выдохнул. – Но я продолжал следить за герцогом. Везде за им тянулся след из преступлений. Везде гибли или пропадали молодые девушки. Но все они были из простых семей. Дочки фермеров, ремесленников, торговцев. Никаких следов или улик…

– Да их можно посадить за одно только поведение, – возмутилась Стефани.

– К сожалению, нет, – обреченно ответил мужчина, покачав головой.

Какое-то время они смотрели друг на друга. Девушка видела боль, немую злобу и ненависть. Эти чувства стали осязаемыми в воздухе. Казалось, к ним можно прикоснуться. Эдриан был рад уловить сострадание, но давняя рана вскрылась. Стало невыносимо больно и мучительно. Перед глазами возник образ мертвой обнаженной девушкой, чью бледную кожу покрывали порезы и синяки. Он не сразу узнал сестру, потому что лицо превратили в кровавое месиво. Часть зубов отсутствовало, их выбили. Светло-медовые волосы походили на грязную серо-коричневую паклю, которая скрывала жженые проплешины. А бедра… Доктор говорил, что внутри осталось много осколков. Стеклянные голубые глаза безжизненно смотрели в безоблачное небо.

Жизель. Добрая, чутка Жизель. Она была его сестрой, лучшим другом, а они убили её. Горло будто пронзил раскаленный кинжал.

– Как же несправедливо, что она мертва, а они все еще живы, – прошептал Эдриан, склонив голову. Слезы душили его, рвались наружу, но он сдерживал их. Прикрыл глаза и прижал пальцами слезные протоки.

– Прошу, Стефани, не ходи одна. Не давай повода. Ты им приглянулась, – прохрипел он, борясь со слабостью.

– Эдриан… – нежный девичий голос заставил его вздрогнуть. Сейчас он так походил на сестринский.

Стефани встала с кровати и подошла к нему. Смотреть на его душевные муки стало невыносимо. Хотелось успокоить, обнять, прогнать призраков прошлого. Но сделать это невозможно. Ведь призраки были вполне живы и совсем недавно разговаривали с ними. Сказать, что боль уходит со временем? Это не так. Смерть матери, а потом тети до сих пор слишком ярко проигрывалась в сознании. Есть вещи, которые невозможно забыть.