Они подъехали к дому Беслана. Это была врытая в полугоре сакля со свежесмазанной глиняной трубой. Под навесом подле сарая сидел хозяин – статный и загорелый мужчина тридцати лет с опрятной бородой, ладил соху для завтрашней пахоты, неподалёку от него сынишка чинил дышло для упряжки быков.

– Ас-саляму алейкум! – проговорил Асхаб, с трудом скрывая своё волнение.

– Уа алейкум ас-салям, – ответствовал Беслан.

– Скажи мне, добрый человек, ты Беслан?

– Да, это я, – похлопал себя по груди хозяин.

– Могу ли я видеть Али-Умара?

– Зачем он тебе? – насторожился Беслан. – Беда случилась, нужна его помощь?

– Нет, не беда, а радость. Меня зовут Асхаб, я сын Абдуррахмана, родом из Хаккоя. Я ищу моего сына Хас-Магомеда и знающие люди подсказали мне, что сейчас он находится вместе с Али-Умаром в твоём доме. Могу ли я видеть его?

Хозяин помолчал некоторое время, затем окликнул своего сына. Мальчик лет пятнадцати вытянулся, отложив починку дышла. Беслан дал ему указание:

– Передай Али-Умару, что к нему посетитель – некий Асхаб, сын Абдуррахмана, родом из Хаккоя. Назвался отцом нашего Хас-Магомеда. Спроси, можно ли ему войти.

Мальчик побежал внутрь. Через минуту он вернулся и доложил:

– Али-Умар сказал, что можно его впустить!

– А можно ли мне войти с сыновьями? – спросил Асхаб.

Беслан взглянул на Асхаба, потом перевёл взгляд на его сыновей и одобрительно кивнул.

Асхаб, Зелимхан, Салман и Мансур слезли с коней, прошли под навес, а оттуда попали в саклю. Войдя, они увидели ломящийся от угощений и напитков стол. За ним сидели Али-Умар, Хас-Магомед, Саид и Батуко, все развеселённые вином, а остальные джигиты сладко и протяжно храпели за стенкой, заснув пьяным сном.

Хас-Магомед, едва завидев отца, тяжело поднялся из-за стола, покачиваясь, уважительно потупил голову, но тотчас спрятал своё лицо и смущённо отвернулся, не желая, чтобы отец учуял густую струю винного перегара, исходящую от него.

– Садись, Асхаб, будь нашим гостем, – радушно пригласил Али-Умар, румяный и благостный от вина.

Асхаб поблагодарил и сел напротив сына. Подле него расселись и сыновья.

– Сядь и ты, Хас-Магомед, – попросил абрек.

Тот осторожно опустился на своё место, боясь промазать и сесть мимо табурета.

Асхаб долго и внимательно рассматривал сына. За всё это время он не проронил ни слова. Только смотрел, изучал его.

– Какой позор! – возмущался Зелимхан разгульному образу жизни младшего брата. – Какая наглость! Отец вошёл, а ты пьяный, как свинья! Где ты был все эти годы? Что ты делал? Пьянствовал вволю и сладко спал, пока отец с матерью ждали тебя и мучились каждый день! Чем ты кормился, негодяй? Разбойничал, да? Разве так ты воспитан? Разве этому тебя отец с матерью учили? Пить, жрать, как свинья, да постреливать? Ты – чёрное пятно на имени нашего отца, ты подлец, порочащий нашу фамилию!..

Гневную речь Зелимхана оборвал отец:

– Молчи, Зелимхан! Молчи сейчас!

Зелимхан умолк и злобно насупился. Салман и Мансур посмотрели на него с осуждением. Тогда Асхаб, обратившись лицом к Али-Умару, вопросил:

– Я так понимаю, ты и есть знаменитый Али-Умар. Ну, расскажи мне о сыне. Расскажи, какой он?

Али-Умар улыбнулся самой лучистой улыбкой и с удовольствием ответил:

– Что мне тебе рассказать? Нет, я не стану ничего рассказывать тебе о сыне. Ты возьми коня, Асхаб, объезди округу. Расспроси людей в близлежащих аулах. Спроси у них, кто такой Хас-Магомед, и тогда всё поймёшь

Хас-Магомед потянулся было к жареной говядине, как вдруг у него из-под бешмета выскочил и громко, вызывающе бряцнул по земляному полу пухлый кошель. Узлы на нём разорвались, и из него высыпались горсти монет. Молодой абрек мгновенно протрезвел, под сердцем у него похолодело, он нырнул под стол и быстро собрал деньги обратно, стыдливо убирая мешочек прочь с глаз отца. Зелимхан взорвался: