И уж на что Люся слесаря не рассмотрела (даже фоторобот толком составить не удалось!) и то, при очной ставке со слесарями из ЖЭКа категорически заявила что ТОГО среди них нет. С уверенностью смогла только сказать, что «слесарю» было за тридцать, и еще на одной руке у него – повязка. (Повязка, естественно, легко снимается – ложная примета – трюк для дураков). Так что следов никаких. Почти никаких.

«Несколько капель молока на циновке в прихожей, – рассуждал Щербак, – так это же Люся сама могла разлить. А если нет? Что, взломщик и убийца разгуливает с пакетом молока? В качестве отвлекающего маневра? Стоп. А почему молоко? Почему не мороженное?! Если, конечно, не Люська пролила. Но она не помнит. Хотя какой теперь с нее спрос, у нее такое в голове.. Но молоко, по сути, – все, что у нас есть. Если только сам Агеев не накапал пломбиром, перед тем как был убит. Тогда на убийцу вообще ничего нет».

Светало. Щербак поежился от сырого ветра и зашвырнул в только что выдолбленную лунку еще горсть размокшей макухи, смешанной с глиной. Рыбалка – великая вещь. Особенно, когда надо расслабиться и подумать.

«Но Агеев не любил мороженое и взял бы скорее пиво, если бы потянуло на холодненькое, а его жена говорит, что тоже в последние дни мороженого не покупала, а если и покупала, то не ела дома».

Щербак открыл баночку венгерской консервированной кукурузы. Задумчиво сгрыз несколько зерен, остальное – залил ванильной эссенцией. Помешал палочкой, пахнет вроде вкусно. Забросил несколько зерен в воду. Наверное, сейчас на мелкоте мальки стаей атаковали одну срезавшуюся в полете кукурузину – а не по зубам. Подрастите пока. Щербак начал разворачивать снасти.

«Итак, этот козел имел наглость прийти к Агееву домой… Почему он, а не она? Это мы знаем. Она стульчак на унитазе поднимать бы не стала. Значит он. Пришел, забрел отлить, вынул бутылку минералки из холодильника. Видимо, и выпил ее там же. Аккуратно переворошил стол. Забрал баксы и спокойно свалил».

Щербак неотрывно смотрел на поплавок. Тот равномерно подымался и опускался на мелкой ряби, пермежающейся льдышками. За спиной уже всходило что-то похожее на мутное солнце и даже, кажется, стало припекать в затылок. И тут первый раз клюнуло. Щербак мастерски подсек и начал медленно выбирать леску. Килограмма на полтора красавица, похоже. Осторожно подвел к самому берегу, дернул. Твою мать! Рак. Сантиметров десять вместе с хвостом и усами. Отодрал его от крючка, забросил подальше.

«Отпечатков нет, следов нет, запах, наверное, был, но сейчас уже поздно. По мороженому его тоже не отследишь. Пломбир он и в Африке пломбир. Даже если напрячь экспертов, вычислить каким заводом или ЧП он изготовлен. Ну, пусть даже выясним точное название, цену и вид упаковки, купить он его мог наверняка местах в двадцати в радиусе пяти минут от дома Агеева».

Щербак вытащил уже штук пять плотвичек, и все они суетливо плескались в пластиковой бутылки из-под пепси запросто проскочив внутрь сквозь горлышко.

«Но других зацепок все равно нет. Никто из соседей никого постороннего не заметил и подозрительного тоже. Но про мороженое мы не спрашивали. Значит, как не крути, надо опросить соседей еще раз. Возможно, как раз мужик с текущим по рукам пломбиром кому-то и запомнился».

Уже начало десятого. А рыбы не прибавилось. Щербак с досадой выплеснул добычу и поехал на работу.

Во дворе, в открытом гараже, пятнадцатилетний пацан возился с мопедом. В прошлый раз он тоже возился, и в день смерти Агеева – тоже. А звали его, кажется, Лешей. Или Гошей?

– Привет, герой асфальта.