– Убери руки Диана. Я хочу знать, за что заплатил. Не заставляй быть с тобой грубым, – его слова больно хлещут, мне больно. Хочется биться в истерике и кричать до хрипа в горле. Я не вещь, меня нельзя купить или продать! Это все не со мной! Это дурной сон! Слезы щиплют глаза, жмурюсь. Пытаюсь проснуться. Но сон не проходит. Он по-прежнему рядом, чувствую его тяжелое дыхание, жар тела. Он больно сжимает мои руки, не могу пошевелиться. Из груди вырывается сдавленный крик.

– Ну все тише, успокойся, – глажу девчонку по голове, она бьется в моих объятьях и истошно вопит. – Все, Диана, все. Посмотри на меня детка,– прижимаю к себе крепче, чтобы заглушить ее крик.– Тише, ничего ведь не случилось, – начинаю ее поглаживать по спине. – Ну все, все…– через какое-то время начинает затихать, перестает кричать и биться. Боюсь ее отпустить, она всхлипывает, дрожит. Тихонько словно ребенка баюкаю. Даже что-то пытаюсь ей промычать. Она начинает расслабляться. Не знаю, сколько проходит времени, шея начинает затекать, и я стараюсь головой найти точку опоры. Девчонка неподвижна, кажется, уснула или опять притворяется, но главное, что не кричит и не плачет. Осторожно отпускаю, ее лицо прижато к моей груди, футболка намокла от слез. Маленькие кулачки сжаты, крепко вцепившись в меня.

– Диана,– она не реагирует.– Я знаю, что ты не спишь. Тебе не стоит притворяться, я чувствую тебя. Я понимаю, что тебе сейчас тяжело. Тебе нужно время ко мне привыкнуть и я готов, тебе его дать, но с одним условием,– она подняла на меня заплаканные глаза.

– С каким?– ее губы и подбородок тряслись.

– Ты не будешь делать глупостей. Будешь послушной и будешь очень старательной. Хорошо?– видно не совсем поняв, о чем я ее прошу, она согласно закивала.

Диана тихонько отодвинулась от меня, села на край кровати и растерла лицо руками. Затем встала, поправляя на себе помятую кофточку, и с мольбой посмотрела на меня.

– Можно мне умыться?– я согласно кивнул и показал на дверь.

Уже через мгновение я услышал, как она заплакала, пытаясь заглушить звуки, зажимая себе рот. Не стал ее трогать, пусть проплачется. Встал с кровати и выйдя из комнаты закрыл ее на ключ. Надеюсь, у нее хватит ума, не выпрыгнуть в окно. Иду на кухню, нужно чем-нибудь накормить красавицу.

– Я думал ты уехал,– видя жующего Грека.

– Так ты не сказал. Подумал, вдруг нужен буду,– запихивая пирожок в рот.

– Зачем?

– Труп закапывать,– он гоготнул.– Ты чего там с ней делал, что она так орала? С парадного не пошел, решил сразу с тыла на таран взять?– Грек начал ржать.

– Дурак ты. Не трогал я ее. Просто узнала, что папа ее продал и у нее истерика случилась.

– А разве у них не принято отдавать за того, за кого родители решат? Если так, то чего она тогда вопила?

– Не знаю. Успокоится, поговорим. Насколько я понял, ей сказали, что она сюда на пару дней в гости приехала, пока папа вопросы решает.

– Да не повезло девке с таким папашей. Ты ей сказал про аукцион?– покачал головой. – А зря, может быть малышка тебе бы еще руки целовать начала. Ведь на аукционе ее мог купить какой-нибудь старый извращенец. Порвал бы все ее дырки и продал в бордель, если б еще жива осталась.

– Не думаю, у нее сейчас в голове такое твориться. Весь мир перевернулся. Отчасти мне жаль ее.

– Что дальше с ней делать думаешь?– Грек внимательно на меня смотрел.

– Тебе подарю. Шучу, расслабься. Не решил еще.

– Ну, от такого подарка я бы не отказался,– в глазах мелькнула похоть.– Сладкая киска. Такую драть не передрать. Я бы ее враз на колени опустил…

– Закатай губу, Грек. Найди себе другую киску, а эту я как-нибудь сам буду гладить,– мы засмеялись.