Он стоял совсем рядом, края их одежд касались друг друга, и все же тонка грань обид разделяла влюблённых. Таймар понимал, что должен сломать эту грань, иначе они расшибутся об неё, как глупые птицы, которые разбиваются о прозрачные стёкла в попытке вылететь на волю.

– Я клялся Рамии защищать её, – проговорил Таймар, ища своей рукой, руку Китэрии, но смотря при этом в её расширенные глаза. – И я буду делать это! – он с силой сжал дрожащие пальцы лилулай. – Чтобы у нас оставался дом и хлеб. Чтобы у нашей Пирамиды и у нас с тобой было будущее. Мне дорога Рамия, как моя Богиня и союзница, но она просила у меня только защиты, не верности. Она же Высшая, у нас с ней не может быть так, как с тобой, Тэри, – вкрадчиво проговорил он, вглядываясь в блестящие глаза валамарки.

– Что прямо совсем никак? – недоверчиво щурясь, уточнила Китэрия, явно не веря, что Таймар не спал с собственной супругой.

– Ну-у-у, – замялся князь, понимая, что лгать этэри опасно, – почти никак.

– Пресветлые звёзды, Таймар! – одернула она свою руку. – Ты… ты умудрился даже с Богиней… Ты неисправим!

– И слава Нурмиру! – вспылил князь. – Иначе ты меня бы и не захотела!

– А я и не хочу! – шалея от возмущения, прокричала Китэрия.

– Ну всё, хватит! – рявкнул князь, хватая её за талию и притягивая к себе. – Это был ритуал, для того чтобы она смогла поставить на мне печать своего мужа, – прохрипел он прямо в лицо лилулай. – Для того чтобы возросли мои права, с которым тогда были проблемы. Понимаешь? Этот ритуал отнял жизни троих её жриц! Это не шутки, Китэрия, ясно тебе?! Ни я, ни тем более Рамия не станем больше рисковать чужими жизнями, чтобы потешить себя часом любви. Богиням это вообще ни к чему.

Китэрия потупилась и, тяжело вздохнув, высвободилась из княжеских объятий. Таймар понял, что это ещё не конец, что сила её обиды по-прежнему велика. Хотя, быть может к обиде примешивалась ещё и ревность. Таймару отчего-то казалось, что ревновать его к Высшей так же абсурдно, как ревновать к охоте или к скачке на лошадях. Но похоже, у лилулай был свой взгляд на его союз с Рамией и этот взгляд мешал ей соединиться с ним и раскрыть свой дар.

– Послушай, Тэри, мне кажется, или ты ревнуешь меня к жене? – спросил он, чтобы избежать недомолвок.

Китэрию этот простой вопрос привёл в ступор. Она сначала вскинула голову и даже распахнула от изумления свои припухшие губки (которые, похоже, часто кусала последнее время), а потом так и замерла будто статуя. Лишь её глаза продолжали излучать жизнь, лихорадочно сверкая, подобно звёздам.

– Ревнуешь, – понял князь. – Хотя казалось бы, должна была уже привыкнуть, что у меня всегда кто-то есть.

Эти слова явно были лишними. Китэрию от них затрясло, даже нижняя губа задрожала, а в глазах появился уже откровенно влажный блеск.

– Но к Мариго ты так не ревновала, – непонимающе проговорил Таймар. – Что изменилось?

Князь не хотел ссоры. Он пришёл, чтобы всё исправить, а на деле лишь усугубил и без того непростую ситуацию.

Он был уверен, что теперь-то лилулай окончательно замкнётся в себе и вытащить её из раковины отчуждённости будет уже невозможно, но она его удивила. Китэрия шагнул к нему, оттоптав от волнения носок его сапога, и задрала голову, чтобы заглянуть прямо в его глаза.

– Мариго была злобная, завистливая… принцесса нижнего круга, – желчно выплюнула она, напоминая, что её происхождение выше роглуарского. – А Рамия! Рамия… – о том, кто для неё Рамия лилулай сказать не смогла, но вновь потупленный взгляд и опущенные плечи говорили лучше слов. Рамия для Китэрии была такой соперницей, с которой и тягаться казалось бессмысленно.