Марийка Великович, которую последние двадцать лет все звали исключительно баба Маша, открыла глаза ровно в 4 утра. Небо в маленьком окошке еще не думало светлеть, и она беззлобно выругалась. Уже много лет она не держала корову, да и остальную скотину перевела, а привычка вставать до рассвета осталась.

Сейчас она многое отдала бы за возможность забыться, но сон уже не шел. Значит, она не получит даже краткого отдыха от постоянно мучающей боли, которая стала ее верным спутником в последние годы. Боль мусолила тупыми зубами все ее косточки, и баба Маша понимала, что этот зверь уже не выпустит свою добычу.

Нужно было встать и заняться делом. Это было непростой задачей, но если не вставать, то и помирать можно. Баба Маша попыталась сесть, и боль радостно сжала челюсти где-то в районе поясницы. Она застонала, но все же заставила спину принять вертикальное положение. Пока она может шевелиться, сдаваться рано. Баба Маша вообще не понимала, как можно сложить руки и перестать бороться. Ее не сломала ни война, ни послевоенный голод, ни смута, последовавшая за развалом Союза. А уж боли, такой же старой, как и она сама, с ней и подавно не справиться.

Баба Маша осторожно опустила ноги на холодный пол. За ночь дом остыл, нужно было снова топить печку. Потом покормить и выпустить кур, пускай погуляют на солнышке, пока погода не испортилась. А там и еще дела появятся. Так, глядишь, день и пройдет.

Она встала на ноги, и в глазах тут же потемнело. Баба Маша схватилась за спинку кровати, ожидая, пока отступит дурнота. Больше всего она боялась упасть во время очередного приступа головокружения и сломать ногу. Что может быть хуже, чем беспомощно лежать на полу своего собственного дома, зная, что помощь придет ох как не скоро?

Нет, она не была одинока, внуки и правнуки по очереди навещали ее каждую неделю. Дети тоже часто заходили в гости. Мишенька вот все зовет к нему переехать. Вот только что она будет делать в городской-то квартире? Там же ни в огороде не покопаться, ни курей завести. А так, какая-никакая помощь родным: и овощи свои на всю семью, и яички домашние. Поэтому сломать ногу и стать обузой для детей в ее планы совсем не входило.

– Еще повоюем! – пробормотала баба Маша, переступая с ноги на ногу.

Дом одобрительно заскрипел половицами. В глазах немного прояснилось, и баба Маша медленно начала одеваться. Туалет стоит на другом конце двора, а осенняя погода коварна. По мнению бабы Маши, пневмония была ничем не лучше сломанной ноги, поэтому к процессу одевания она подходила ответственно.

Ей сразу вспомнился случайно подслушанный разговор внуков. В тот день вся семья собралась у нее отпраздновать Пасху. После застолья ее уложили отдыхать, а сами перешли в кухню. Леночка мыла посуду в тазу, а Миша с Витей курили в окно и разговаривали. Баба Маша против своей воли слышала каждое слово.

– Надо бы воду сюда провести, – сказал Миша. – Не дело в ее возрасте к колонке бегать.

– Точно, – подхватил Витя. – И туалет в доме сделать тоже не помешает.

– Интересно, сколько это по деньгам выйдет? – голос Миши звучал задумчиво.

Баба Маша не смогла сдержать улыбку. Из всех ее внуков Миша был самым рассудительным. А считал в уме так, что любой Эйнштейн позавидует!

– Да потянем! – бодро ответил Витя. – Скинемся и купим, что надо. А кой-чего и самим сделать можно. Ленок, что думаешь?

– Ничего, – огрызнулась его старшая сестра.

– Лен, ну ты чего? – подключился Миша.

– Да говорю же, ничего! – от злости в голосе Лены баба Маша вздрогнула. – Вы оба привыкли на работе штаны протирать, и  не знаете, как деньги достаются! Я не собираюсь на всякую ерунду скидываться.