Я понемногу занимаюсь. Организую диссертационные работы, уже начал их понемногу. Продолжаю работать над трудами семинария Кондакова и начал работать над сбором материалов о Пущине. Был в ЦК. Получил указания, в духе которых должен изменить свою статью, после чего верну ее в ЦК, а оттуда статью мою поставят в редакцию «Вопросов истории». Я теперь назначен на должность заместителя директора по научной части Музея истории религии178. С этим, конечно, также связаны известные неудобства. Обстоятельства сложились так, что я не мог отказаться от этого поста. Судьба же всего Музея до сих пор не определилась. Борьба идет отчаянная. Чем это все закончится, никому не ведомо. За последнее время все же перспективы несколько улучшились. Вновь появились некоторые надежды и на получение комнаты от Академии наук. Пока все это еще столь смутно, что не стоит писать подробней. Я все же решил снять комнату. Ищу сам и мне ищут. Во всяком случае решение одно: мы должны быть вместе, и я сделаю все, чтобы это устроилось так еще в нынешнем году. Жду тебя, родная моя деточка.

Целую тебя и зову как можно скорее приехать. Твой Саня.

Фото-телеграмма

[Из Москвы № 612 17‐го 11. 20. пор. № 15

Ленинград, 8-ая Советская ул., д. 34, кв. 10.

Ельциной]

Родная Наталинька, эти строчки я написал в вечер твоего отъезда из Москвы:

Ленинградский вокзал 9/XI–46 г.

Целую нежно, жду весточек.

Твой Саня.

17. XI. 46 г. Москва.

17/ΧΙ. 46 г.

Родной Санечек, сегодня воскресенье, и я первый раз нашла свободную минуту, чтобы написать тебе. Помимо большой занятости в Институте – ибо привезенные «опухоли»179 [—] не ждут и нужно было немедленно начать опыты, пришлось сразу же окунуться в большое количество бытовых дел, которые не могли терпеть отлагательств.

Холод в моей комнате превзошел все мои ожидания, ибо вата, которой Юленька в прошлом году заткнула все щели, – отсутствовала. На улице зима – снег. Только сегодня достала 2 литра керосина, которые, конечно, быстро исчезнут, перспектив же пока еще достать нет. Все эти дни жила весьма мучительно. Приходила поздно из Института (там тепло), нагревала чайник воды и наливала в две грелки – тогда можно было залезть в кровать. И представь себе, когда становилось тепло, я радовалась жизни, с удовольствием разглядывала картины и в памяти проносились куски нашего ароматного летнего путешествия.

Сегодня нашла также стекольщика, который обещает во вторник (если не надует!) вставить стекла – трудность заключается в размере стекол – они слишком большие. Стоить это будет 300 руб. Деньги уже одолжила на это. Кроме того, я дала деньги на оплату ордера на 1 куб. дров и доставки их домой [Ольге Александровне]. К сожалению, дрова пока не выдают. Но к твоему приезду надеюсь, что они будут дома и мы будем греться иногда у нашего камина. Видишь, родной, сколько я уже успела сделать для светлого будущего. В магазине еще не была, но по дополнительным ничего не дают. Привезенные крысы полностью на моем иждивении. Было сложней, пока не получила хлебную карточку, – сейчас проще.

Лурье180 приходил за рукописью и был принят у меня в арктической температуре, и единственное удовольствие, которое я могла ему доставить, были картины. Он с нетерпением ждет от тебя письма о «Лаодикийском послании»