Ну что сказать? Меня никто ни о чем не спрашивал; видимо, Марта дала старику свои собственные ценные указания, и он их послушно исполнял.

А я…. Я удивлялась самой себе. Если бы мне еще вчера сказали, да какое там вчера – сегодня утром, когда я готовилась к очередному холодному дню на этом треклятом рынке, что кто-то будет мною не то что руководить, а буквально командовать, я даже не улыбнулась бы. А сейчас я блаженно отдалась в такие же ласковые, как и его имя, руки старика-цирюльника и наслаждалась. Как я устала быть одна, как устала думать, что будет завтра…. Я и сейчас не знала, что именно будет со мной завтра. Но это незнание носило совсем другой оттенок. Оттенок надежды. И, самое главное, у меня была работа! Да, у меня опять есть работа!

– Ну вот, откройте глазки, дорогая.

И я покорно открыла «глазки».

Сказать, что произошло чудо, значило не сказать ничего. Просто я родилась заново. Ну что за прелесть этот старик! И что такое чудное сделал он с моими волосами!

– Вы – прелесть!

– Я знаю, – скромно согласился Юлий Юльевич, собрал свои инструменты, скрутил шнур от фена и засеменил к дверям.

– А… а? – растерялась я. Слава Богу, я не ляпнула слово «деньги». Ну и дура же!

– Не беспокойтесь, дорогая, – догадливо кивнул головой Юлий Юльевич, – спасибо.

И моя рука, протянутая к сумочке, упала, как отрубленная. Кажется, я его обидела.

Но лицо гнома украсила какая-то новогодняя блаженная улыбка, и старик, припадая на правую ногу, вышел.

Я набрала в легкие побольше воздуха, чтобы вздохнуть с облегчением, что все мои преображения закончены, как в этот же миг вошла Марта Адольфовна. На этот раз она даже не постучалась, потому что ее руки были заняты подносом, на котором в красивой керамической мисочке горячее «нечто» исторгало клубы пара.

«Наконец-то меня покормят», – жадно уркнул мой желудок.

Признаться, я не привыкла в своей суматошной жизни уделять так много времени и сил внешнему виду. И вся эта беготня по магазинам, стрижки-укладки… В общем, я устала и жаждала поскорее заняться делом. Моим настоящим делом. И мне неважно было, как я буду выглядеть, когда сяду перед компьютером с блокнотом в руках, разберу свои заметки, записи и записочки. Ну, почти неважно. И сейчас я готова была быстренько перекусить и посмотреть, наконец, что там прячется в процессоре, который скромно притулился в полукруглой нише за веселенькой такой ширмочкой. Ширмочку, видимо, поставили из соображений, что такая спаленка Барби ну никак не предполагала вторжения компьютерного стола и всего, что на нем расположилось. Поэтому мое будущее рабочее место стыдливо замаскировали сиропного вида ширмой. Глядя на нее, так и хотелось замяукать.

И тут мои руки оказались… в мисочке с дымящейся пеной.

– Что вы делаете? – то ли испугалась, то ли возмутилась я.

Но Марта Адольфовна прямо-таки садистским жестом осадила меня и удержала мои руки в мыльном растворе с какими-то щекочущими нос ароматами.

– Сидеть, – коротко приказал домашний фюрер.

– Ой, – растерянно сказала я в унисон с разочарованным урчанием моего пустого желудка.

– И нечего тут жалобно урчать, через час будет ужин, и вы приглашены разделить его с господином Власовым и его близкими, – подслушала Марта Адольфовна.

– Я думала… – но я тут же осеклась. Не хватало еще оправдываться перед этой домоправительницей. – Что вы намерены делать?

– А разве не понятно? Разве можно садиться за стол с такими… с такими, – Адольфовна так и не нашла подходящих слов, чтобы охарактеризовать мои руки. Ну что ж, они и вправду изрядно пострадали от работы на рынке.

К моему удивлению и даже удовольствию, Марта Адольфовна оказалась замечательной маникюршей. Через сорок минут мои ногти блестели натуральной полированной поверхностью, а кожа, жадно впитавшая давно забытый крем, разгладилась и нежно благоухала.