– Чего?

– Ч’ам.

– Взять что ли? Погоди, дай отойти немного…

Я застонал. Руки плохо слушались, кровь с трудом начинала пульсировать по жилам. А затем будто тысяча иголок разом воткнулись в кожу.

– Сука…

– Ч’ам.

– Да иди ты в жопу…

Трясущимися пальцами я подхватил камешки, не вполне понимая, что с ними делать. Через секунду они выпали из ладони, которая отказывалась служить. Я застонал и вновь потянулся за камешками, но ах-мен резко осадил.

– Ма!

Я аж вздрогнул:

– Да не ори ты…

Старик склонился над камешками, с интересом разглядывая, как они упали, и тихо затрещал себе под нос.

Я даже не старался вслушиваться. Глаза начали слипаться. Если эти дятлы не собираются лечить, то либо пусть убьют нахрен, либо не мешают спать. Во сне хотя бы не так омерзительно. Лихорадка снова начала возвращаться.

И я уже готов был уплыть в болезненную дрему, как вдруг ах-мен принялся громко выть и лопотать.

«Говно… когда же все это закончится…».

В ярком свете пламени Цацке внимательно слушала, что ей вещал старик, и быстро кивала. Их фигуры, освещенные огнем, расплывались перед моим мутным взором.

Наконец, ах-мен закончил базар, собрал пожитки и, окинув меня на прощание взглядом, протопал к выходу да скрылся во тьме. Следом вышла и Цацке, вновь оставив меня одного.

– Ну и что это было?! – мой гневный хрип нарушил ночную тишину. – Эй, санитар, ему плохо! Отлично, ща покурим и полечим! Эй, санитар, он уже умер! Ща покурим и уйдем!

Гнев слился с жаром, а яростная тирада истощила остатки сил. В изнеможении я растянулся на полу. В этот момент стало на все плевать. На озноб, на холод от камней, на дикую боль в горле и не менее дикое желание сходить в туалет. Просто мечтал, чтобы все это скорее закончилось. Так или иначе…

За стеной послышался шорох. Будто кто-то возил нечто большое по сырой земле. Но отнюдь не эти звуки вывели меня из забытья. А чувство, что могу вновь шевелить руками…

«Они забыли меня связать!».

На губах появилась торжествующая ухмылка. Однако первым делом я не попытался освободить ноги, разум был слишком затуманен жаром. Нет, мои трясущиеся пальцы полезли в сумку, вмиг вскрыли аптечку и вожделенно ухватили пластину анальгетика. Со стоном предвкушения, разорвал зубами упаковку и вывалил в рот таблетку.

«Запить… запить чем…».

На глаза попалась бутылка газировки, но она была закрыта. Однако сие проблемой уже не казалось. Бросив пластину в сумку, схватил «Топо-Чико» и поддел зубами крышку. Пшик, вырвались газы, секунда – и я уже блаженно стонал, вливая внутрь глотки лимонада вместе с анальгином.

«Газировкой ведь можно запивать? А, посрать…».

– А-а-а, – выдохнул я и будто бы сразу почувствовал себя лучше.

Голова даже немного прояснилась. Я подставил к пылающему и липкому лбу стекло бутылки. Чуть прикрыл веки. Отрешенный взор скользнул по остаткам футболки, грязным шортам и остановился на перебинтованных ногах, которые до сих пор скрепляли путы.

«Веревки…».

Только сейчас осознал, что могу их снять и попробовать свалить отсюда. Острое желание помочиться лишь подстегнуло. Отставив бутылку, ухватился за путы и попытался развязать, но туземец постарался на совесть.

– Говно… говно-говно-говно!

Огляделся в поисках чего-нибудь, что могло разрезать узлы. Ножа не увидел. Либо Цацке забрала с собой, либо спрятала, а времени на поиски нет, прийти могут в любой миг!

Разбить бутылку? Воду жалко. Пробка…

Я взял ее в руки и провел пальцем по зубцам.

– Хм, а вдруг?

Шорох за стеной усилился. Я замер. Секунду слышал только собственное дыхание да учащенное биение сердца. Затем раздался стук, словно с бочки сбросили крышку, послышался плеск воды.