Мужики ещё несколько секунд не сводят друг с друга глаз, но затем здоровяк с недовольным видом отводит взгляд обратно к подрагивающим дверям лифта.

Однако напряжённое молчание продлилось недолго – через некоторое время Кэрол наконец-то решает задать один давно интересующий её вопрос:

– Слушайте. Знаю, сейчас, наверно, некстати, но я всё никак не могу понять, почему ваши подразделения не обязаны использовать body-камеры на оперативных заданиях?

– Потому что, если нас вызывают, значит будет кровь, – грубо отвечает Гусь. – Кому на это смотреть охота?

– Брехня всё это, девчонки, – оборачивается Джорджи. – Если бы мы стреляли не по отбросам, нам даже в жопу камеры повставляли бы. Пока мы убиваем друг друга – всем плевать. Это настоящая война. Скоро увидите…

А после его слов лифт неожиданно встряхивает: лампы на потолке затухают, и кабина, замерев, погружается во тьму.

– Чтоб тебя… – звучит голос Джорджи. – Мы что, реально застряли?

Но спустя пару секунд над дверями лифта загорается тусклая аварийная подсветка, которая озаряет зеленоватым тоном лица всех, в том числе двух испуганных напарниц. Некоторое время все озираются по сторонам за исключением одного пассажира – здоровяка. Он продолжает стоять совершенно неподвижно, уставившись в одну точку, со стиснутыми изо всех сил зубами; и чуть позже Джорджи, потыкав разные кнопки на панели, обращает на это внимание:

– Эй, Гусь? – спрашивает осторожно. – Что с тобой?

Здоровяк медленно поворачивает голову к нему. Его лицо подергивается от напряжения:

– Я же говорил: не каркай… – выдавливает он, не разжимая челюстей.

– Ааа! Значит, по-твоему, это я во всём виноват, да? – Джорджи задирает брови высоко на лоб. – Может, лучше мамашу свою спросишь, какого чёрта она тебя на пару размеров меньше не родила? С тобой нам в пору было в грузовой ползти, а теперь мы пропустим всё самое интересное.

Гусь нелепо попытался повернуться к Джорджи в полной тесноте и, злобно поджав губы, уже собирался что-то ответить, но Кэрол останавливает его:

– Успокойтесь вы, – шипит она вполголоса, глядя на темный потолок. – Лучше послушайте… Слышите?..

Мужики неохотно отрываются друг от друга и тоже поднимают глаза кверху.

Когда в кабине воцаряется тишина (пассажиры даже перестают дышать на мгновенье), становится слышно, как по шахте лифта начинает пробегать эхо редких выстрелов:

Паф… Паф-паф… Паф-паф-паф…

Постепенно к ним прибавляются автоматные очереди и приглушённые крики людей. Со временем того и другого становится всё больше. Одиночные выстрелы и очереди начинают сливаться воедино, и вскоре в шуме разгорающегося боя становится трудно что-либо разобрать…

– Ого, – подаёт голос Джорджи, – а там жарче, чем я думал…

– Они под этим новым дерьмом вообще ничего не боятся, – бормочет басом здоровяк. – Сразу лезут в бой…

– Это правда, – поддакивает Джорджи. – Если наша задача была бы взять их живыми, хуже этих наркош трудно кого-либо представить – чуть что, они сразу хватаются за оружие. Благослови их господь…

Но потом, когда все пассажиры снова замолкают, поглощённые звуками бойни, что просачивается в кабину, неожиданно раздаётся мощный взрыв: Бдуфф… – все вздрогнули, а толчок, потрясший половину здания, заставил дрожать лифт так, что казалось, он вот-вот развалится или сорвётся вниз… Запертые в нем пассажиры инстинктивно похватались за стены, но подъёмник не упал. Наоборот, после того как его встряхнуло, и волна вибрации пошла на спад, свет в кабине внезапно загорелся – лампы на потолке конвульсивно замерцали, а в воздухе снова раздался гул заработавшего двигателя и скрежещущей лебёдки.