Каждый, кто осмеливался задержать на ней взгляд, чувствовал глухую тошноту и необъяснимый страх. Казалось, сама башня знала, что на неё смотрят, отвечая на взоры людей немой злобой.

Торвальд невольно отвёл глаза. Он охранял стены Хьёртхейма уже долгие годы, но сейчас его рот пересох, а в горле подступила горькая тошнота. Отвернувшись, он сплюнул на мокрую мостовую и бросил взгляд на Эйрика, идущего рядом. Тот, как всегда, молчал. Его серые глаза глядели вперёд, будто не замечая ни башни, ни тумана. Но Торвальд знал: Эйрик видел всё. Возможно, он понимал происходящее лучше других, но и ему была неведома полная правда.

– Всё ещё не привык? – тихо поинтересовался Сигрьёр, появляясь из тумана бесшумно, словно призрак. Его голос звучал глухо, низко, напоминая шёпот ветра в голых ветвях. Сигрьёр редко говорил громко – зачем, если всё важное можно произнести полутоном?

– Никогда не любил эту мерзость, – буркнул Торвальд, махнув рукой в сторону башни. Больше слов не потребовалось, все понимали его без дальнейших объяснений.

– Никто не знает, зачем она нужна, – вставил Эйрик ровным голосом, в котором звучала напряжённая нотка, как в перетянутой тетиве. – Даже я.

Эти слова повисли в воздухе, тяжелее тумана, окутавшего Фростхейм. Как могло так случиться, что сам генерал войск не знает назначение чудовища из камня и тьмы? Торвальд помнил, как четыре года назад король, некогда справедливый и рассудительный правитель, вдруг переменился. С тех пор и город изменился. Башня стала символом этой перемены – воплощением страха и непонимания, взошедшим из глубин земли.

– Значит, нам это знать не положено, – Эйрик сжал кулаки так, что доспехи заскрежетали металлическим диссонансом.

Торвальд криво усмехнулся. Они были Рыцарями Туманной Стражи – элитой Фростхейма, гордостью королевства. Когда-то каждый мальчишка мечтал стать одним из них. Теперь же это почётное звание напоминало о невидимых оковах. Древняя клятва связывала их по рукам и ногам магическими цепями, запретив даже помыслить о неподчинении королю.

Он взглянул на Сигрьёра, неизменно хранящего свои тайны, и на Эйрика, что шагал молча, скрывая многое. Никто не говорил о том, что король стал чужим и далёким. Никто не решался произнести это вслух.

– Помнишь, как прежде каждый мальчишка считал нас героями? – вдруг вырвалось у Торвальда, нарушая тягостное безмолвие.

Сигрьёр кивнул, не сводя взгляда с чёрной башни, чьи тени искажали свет серого неба. Эйрик промолчал, но в глубине его глаз вспыхнуло нечто, что Торвальд затруднился бы назвать – сожаление или гнев. Может, и то, и другое сразу.

Туман густел, скрывая город и его тайны. В отдалении пронзительно крикнула ночная птица, усиливая ощущение безысходной тревоги.

– Не важно, – тихо сказал Торвальд. – Мы дали клятву.

Эйрик, внезапно остановившись, обернулся к нему. Их взгляды пересеклись, и Торвальд увидел в глазах командира отражение собственных страхов.

– Мы дали клятву, – холодно подтвердил Эйрик. – И нарушить её не можем.

Эти слова прозвучали как приговор. Молчание вновь легло на них, тяжёлое, как камень. Они двинулись дальше вдоль стены, каждый погружённый в свои мрачные мысли. На вершине башни на миг вспыхнул слабый свет, подобный падшей звезде, не принесшей ни тепла, ни надежды.

выв – А что, если… – начал было Торвальд, но слова застряли в горле. Он не решился договорить. Сигрьёр, стоящий чуть позади, метнул короткий взгляд из-под капюшона, в нём мелькнул тонкий отблеск интереса, но он промолчал. Эйрик же лишь крепче сжал рукоять меча, словно пытаясь удержаться на острой грани между сомнением и долгом.