– Ты выдержал испытание, княжич, – голос был низким, гулким, сдавленным временем. – Но сего мало, дабы стать одним из нас.

Радибор встретил его взгляд, не отступая.

– Я пришёл не просить крова, а предлагать рать.

Изгои зашумели, кто-то усмехнулся, кто-то переглянулся, кто-то смотрел с интересом.

– Рать? – переспросил вождь, чуть приподняв голову.

– Да. Князь сжёг Велиград, убил моих родителей, забрал земли. Но он ещё не победил. Если вы и впрямь стоите супротив него – дайте мне дружину, и я поведу её.

Вождь молчал.

– Яко иные, хочешь ты взять меч, да броситься в бою? Легко слово молвити, да тяжко стезю ту пройти.

Один из воинов в капюшоне фыркнул.

– Многи приходили с мечами, княжич. Все искали мести. Все хотели крови.

Вождь поднял руку, заставляя остальных замолкнуть.

– Ты ведаешь, кто я?

Радибор смотрел прямо.

– Ты тот, кого слушают эти люди.

Старик хмыкнул.

– Имя мне Драгомир. Некогда стоял я при князе. Брань знал, кровь пускал, службу честил. Аки пёс, был ему верен, доколе не пришли черноризцы с книгами да крестами. В ту ночь пылал не один град, а многие. Иных резали, иных пускали в рабство. Яко иные, стоял я за свою землю, да лишился всего. Рода. Дома. Ока. Так стал я изгнанником, и се – люди, кои остались верны старому миру, старому закону.

Радибор кивнул.

– Тогда мы – одни.

Драгомир усмехнулся.

– Нет. Мы – погибшие. Лишь духи, кои живут в тени.

– Тогда сделаем так, дабы тень пошла войною.

Вождь смотрел долго, разглядывая его, словно пытался понять, что в нём – юношеский пыл или истинная решимость.

– Ты не первый, кто жаждет мстить.

Он повернулся к воинам.

– Готовьте нападение. Завтра княжьи псы гонят обоз через реку. Княжич, коли хочешь сражаться, докажи, что пустословием не живёшь.

Радибор кивнул.

– Завтра будет первый удар.

***

Ночь в лагере изгоев была иной. Здесь не горели яркие костры, не звучали громкие речи. Они готовились в тишине. Каждый чистил оружие, проверял ремни на доспехах, затачивал ножи. Тени скользили по хижинам, сливаясь с мраком. Радибор сидел у небольшого очага, прислушиваясь к приглушённому шёпоту вокруг. Рядом Лада осторожно промывала его раны мокрой тряпицей.

– Ты всё ещё можешь передумать, княжич, – тихо сказала она, не поднимая глаз.

Радибор посмотрел на неё.

– Николи.

Лада замерла на миг, затем убрала тряпицу в воду.

– Завтра ты убьёшь впервы не в защите, но ради нападения.

– Ради мести.

Лада вздохнула, убирая прядь волос за ухо.

– Месть не вернёт тебе ни града, ни крови родной.

Радибор не ответил. Позади раздался голос Остромира, хриплый, усталый, но с прежней ухмылкой.

– Яко ты никогда не устанешь, Лада, мне досаждати?

Она усмехнулась, не отводя взгляда.

– А яко ты да перестанешь мечтати о легкой жизни, Остромир?

Они переглянулись. Потом все трое рассмеялись – впервые за долгие дни.

Перед рассветом лагерь ожил. Воины проверяли оружие, натягивали тетивы луков, точили ножи о камни, шёпотом переговаривались между собой, но никто не смеялся. В воздухе пахло сыростью, дымом затухших костров и чем-то ещё, неуловимо тревожным. Изгои не строили длинных рядов, как княжеские дружины, не шагали плечом к плечу, словно деревянные куклы на параде. Они были волками, охотниками, убийцами в тени.

Драгомир стоял у костра, чертя в земле кончиком кинжала схему, похожую на след змеи.

– Обоз пройдёт через узкий брод. Люд князя глуп – дороги знает, но не ведает, что се тропа к смерти ведёт. – Он ткнул пальцем в середину узора. – Ударим с обоих сторон, аки звери на загонной охоте. Коли войти в воду – не выйдут живыми.

Радибор кивнул, изучая путь.

– Что в обозе?

– Провизия, оружие, рабьи. Всё, что везут в град князя.