Ее взгляд пронзил меня, словно меч, и будто с наслаждением провернул лезвие внутри меня.

– Ворриор! Я слышала, что тебя чуть не убили сегодня.

На ее губах появилась радостная улыбка. Ух ты, как мило, что она смеется, не так ли?

– Э-м… да. Так и было. У меня было неудачное столкновение кое с кем на 144-м этаже.

– Да, какая жалость! – сказала Персефона, прежде чем повернуться к Мэдоксу с гораздо более приятным выражением лица. – Сын, я должна забрать тебя на ужин. В свой первый день в этой адской дыре я просто обязана настоять на семейном застолье.

Мэдокс кивнул и смущенно улыбнулся, его плечи напряглись.

– Разумеется. Я очень рад, мама. Мы с Ворриор пойдем с тобой.

Персефона подняла одну бровь.

– Я сказала «семейный», Мэдокс, – мягко упрекнула его она.

– Именно так, – сухо ответил он. – Ворриор – тоже семья. Ну что, идем? Иначе наш старик будет чувствовать себя не в своей тарелке.

Персефона цокнула языком и выглядела так, словно в любой момент готова запретить своему сыну взять меня с собой. Как будто он маленький ребенок, которому не разрешают взять с собой за обеденный стол уродливую жабу. Но вызывающе сверкающие глаза ее сына, кажется, удерживали ее от этого. Несмотря на это, она окинула меня взглядом ядовитой змеи, и температура комнаты снова понизилась на несколько градусов.

– Не называй Аида стариком, Мэдокс. Ты должен называть его отцом, как примерный сын, – поучительным тоном сказала она, а затем развернулась на своих голых ногах и легко, словно кошка, скользнула через дверь. Мэд тем временем озорно усмехнулся и потащил меня из комнаты вслед за своей матерью. Я ненадолго задумалась о том, чтобы уцепиться за дверную раму и никуда не идти. Семейный ужин с остальными братьями и Персефоной был столь же приятным мероприятием, как введение заточенной бамбуковой палочки под ногти. К сожалению, Мэдокс предугадывал ход моих мыслей, поэтому все быстрее толкал меня в следующую комнату.

– Никто не называет Аида отцом, мама, – объяснил он Персефоне, которая медленно подняла бровь.

– Да что ты! Насколько я знаю, маленький выродок называет его отцом.

– А еще у меня есть имя, – проворчала я.

Оба моих спутника меня проигнорировали. Мэдокс кивнул, и его лицо изменилось.

– Это правда! Только у Ворриор хватает духу называть старика папочкой. Всем остальным он даже за попытку выдернет перья из крыльев. С момента моего первого и последнего раза у меня все еще осталась залысина на правом крыле.

Персефона сердито фыркнула. Ее шаги эхом отражались от стен. Я незаметно покинула линию огня. Почему Мэд такое говорит? Он что, хочет однажды найти меня задушенной плющом? Я с тревогой посмотрела на одну из роз в волосах Персефоны. Это мне так казалось или цветы правда странно на меня смотрели?

– Аид слишком мягок, когда речь идет об этой девочке. Я не понимаю, почему он предпочитает ее вам. Но от выводка Афродиты едва ли можно было ожидать чего-то иного. Ее дети всегда меня раздражали, но эта еще хуже, она как бомба замедленного действия!

– Вы же знаете, что я слышу каждое слово, не так ли? – спросила я, но меня снова проигнорировали, и только роза продолжала странно смотреть на меня сверху вниз. Я мрачно уставилась на нее в ответ.

Мэдокс сердито фыркнул:

– Завязывай уже, мама! Брайт и Хантер уже здесь?

– Разумеется, здесь. Лэкс и Рэйд тоже. Спэйд должен скоро прийти. – Она откинула свою темную копну волос назад и распахнула двери в столовую. Эта комната всегда напоминала мне странную смесь средневековой обеденного зала и места, где проходило чаепитие Алисы в Стране чудес. Длинный деревянный стол стоял в середине огромного и пустого зала, стены которого были выполнены из грубого камня. С пустого потолка свисала гигантская люстра, черно-белые плиточные полы напоминали шахматную доску, а в стене был камин, в котором можно было зажарить целого быка.