Старого дона, не постеснявшегося на следующий же день прибыть лично в сопровождении четырёх затянутых в траур женщин и легиона телохранителей, я больше никогда не видел. Бог спустился с местного Олимпа лишь на мгновение и, еле слышно произнеся сквозь зубы одно слово – «дурак», показал всем, кто здесь настоящий хозяин. Вот и пойми, за кого мы воевали, за несчастных смертных или за дона Перейру?

– А Джон всё-таки станет президентом, – раздался за моей спиной свистящий противный голос. – Помяните моё слово, сеньор Алехандро.

Шоколадная стюардесса с голливудской улыбкой попросила пассажиров пристегнуть ремни. Мы подлетали к побережью Альбарруды.

«Ранета», аэропорт к северу от Санта-Ви, считался международным и несмотря на постоянный ремонт и перестраивания, основное предназначение оправдывал. Ему было очень далеко до «Даллеса» или мадридского «Барахаса», но для нашей маленькой Альбарруды он был суперсовременен.

В багажном зале креол-таможенник равнодушно посмотрел на меня и ткнул пальцем в бутылку настоящего ямайского рома, основную ценность, содержащуюся в моём потёртом рюкзаке. Я усмехнулся – кроме рядового Фабундоса, придраться было не к кому.

– Вода с верховьев Амазонки, – парировал я немой вопрос, честно глядя ему в глаза. – Целебная. Для бабушки.

Он не поверил. Губастый рот растянулся в улыбке, зрачки скосились на мясистую спину начальника смены, пальцы сделали интернациональный жест – проваливай!

Сопровождавший нас консульский работник, ещё раз сверив обратные документы, облегчённо вздохнул и быстро исчез в стафф-помещении. Трое из великолепных, обвешанные серпантином и шумными родственниками, прошли мимо меня, сделав вид, что не знакомы, и хозяйским шагом направились через всё здание к выходу. Четвёртый, Эрнесто, приобняв щебечущую сестрёнку-малолетку, на миг остановился и протянул на прощание руку:

– До скорого, Дэн.

Я с достоинством пожал его узкую сухую ладонь и, кивнув, проводил бесстрастным взглядом – мне не приходилось рассчитывать на пышную встречу ни в Каррате, ни тем более здесь.

Ну что же, я почти дома. Льготный автобус в нашу Богом забытую Бисонию отправится ближе к вечеру. Торопиться было некуда. Я прошёлся по вокзалу, заглянул в бутики и сувенирные киоски, кажущиеся девственно нетронутыми даже после рождественских распродаж. Поглазел на осликов, жующих траву возле ангара (служебные, что ли?), на взлетающий самолёт и, наконец, пристроился на огромном подоконнике в зале ожидания, собираясь перекусить. Кафе было дороговато для меня. Булка с сыром, кусок копчёной колбасы и стаканчик йогурта – презент авиакомпании – дожидались своего часа.

Втянув разбитые кроссовки наверх, сунув рюкзак под спину, я принялся за свой ланч, поглядывая сквозь большущее затемнённое стекло на площадку под тентом, где щебетала стайка молоденьких мулаток в мини. Они не видели меня, в этом была особая прелесть.

Скоро, скоро придёт время для знакомств с вами, тёмненькие и светленькие. Фред, для которого каждая ночь – новогодняя, уже пакует яркие майки с эротическими сюжетами. А пока… я подглядывал и не стеснялся. Все мы обожаем делать это, не так ли? Тимми обязательно придумал бы сейчас стишок на грани фола, у него это здорово получается. Почему девчонки ведут себя гораздо естественнее, когда не подозревают, что кто-то любуется ими со стороны? Пританцовывают, показывают белые, ровные зубки, шутливо поругиваются с подружками, не стесняясь, поправляют юбочки, до предела оголяя почти сформировавшиеся бёдра. Но даже самые непосредственные из девочек, заметив обращённый на них мужской взгляд, становятся актрисами, возможно и не желая этого. Странный параллельный народ!