«Как ты здорово разбираешься во всех этих ЦРУ и ФБР! Признайся – был шпионом? " – пошутила я однажды.
И тут добрейший и тишайший Толя неожиданно взорвался: «Как ты можешь, как ты можешь так меня оскорблять?! А если бы я назвал тебя проституткой?»
«В мои годы? Сочла бы за комплимент», – парировала я, так ничего и не поняв. Потом коллеги объяснили…
Ночной журнализм Толя ненавидел лютой ненавистью. Часов около двух он горестно вздыхал: «Господи, чем я тебя прогневал и почему нахожусь тут об эту пору!»
Когда нас разогнали, Толя был счастлив. Он ушел из редакции твердым шагом, не оборачиваясь – и организовал в своем подвальчике кружок по изучению каббалы.
Алинька, бегай помалу…
Пять сестричек – Эйдя, Этя, Дора, Сара и маленькая Эстерка. Младшая – моя бабушка Эся.
Она жила в коммуналке на улице Козицкого и, выходя из дома, долго-долго дергала дверь. Убедиться, что заперта, и вор не залезет и не унесет на себе платяной шкаф и обеденный стол. Потому что больше там не было ничего – даже телевизора.
Бабушкин муж, а мой дед Абрам Захарович был врачом и погиб на Финской. После войны вдову с маленькой дочкой выселили из квартиры в центре города и дали комнату в подвале.
Четыре других сестры, а также дядя Леон – красноносый, похожий на похудевшего Деда Мороза муж Эйди – жили в особняке на Гоголя. Прелестном, увитом виноградом, с напольными часами и комодами на изысканно кривых ножках. Там стояли фарфоровые пастушки и трубочисты… и синие флакончики с высохшими духами.
Баба Эся приезжала ко мне во Львов дважды в год – и привозила удивительно вкусный пражский торт со сгущенкой и шоколадом.
Она вообще прекрасно готовила, но еще лучше рассказывала. Как я мечтала попасть в этот винницкий дворик, где происходили волшебные истории, снившиеся мне ночами!
И однажды я приехала… И увидела самый обыкновенный, довольно мрачный двор, двух калек и трех собак. И почти возненавидела бабку и ее стареньких сестер, которые водили меня в парк за ручку и кричали на всю улицу: «Алинька, бегай помалу – вспотеешь!»
После смерти бабушки я нашла ее молодое фото в альбоме. Она была настоящей красавицей…
Софа и Муся
На улице Ивана Франка, рядом со Стрыйским парком, высится Вежа (башня) – уцелевшая часть фортификационного комплекса эпохи Ренессанса. В перерывах между войнами в ней хранили зерно, а в 60-х годах прошлого века превратили в Дом архитектора.
Маленькой я гуляла там с дедом и набивала его карманы блестящими только что вылупившимся каштанами. Каштанов было много, и дедушка их незаметно выбрасывал, освобождая место новому урожаю.
Потом я выросла и покинула прекрасный Львов.
А Вежа осталась, и предприимчивая еврейка по имени Софья Гольденблюм устроила в ней шикарный ресторан.
Заведение пользовалось у львовян и гостей города шумным успехом – попасть туда можно было только по горкомовским пропускам. Хозяйка же, которую называли Сонька Золотая Ручка, не посрамила знаменитого имени: она прославилась контрабандой бриллиантов через поцелуи и другими не менее героическими делами.
Муж этой великой женщины, Муся Гольденблюм, был человеком скромным: ходил на базар с двумя авоськами, а покупки прикрывал газетой – чтоб не провоцировать сограждан.
Он заведовал кафе «Пингвин» на углу Жовтневой и делал невероятно вкусный молочный коктейль – волшебный напиток цвета утренней зари, с которым не сравнится ни один заграничный «милкшейк». Коктейль стоил одиннадцать копеек – и довел бедного Мусю до цугундера.
В один прекрасный день славные советские органы обнаружили, что вместо положенных пяти граммов сиропа на порцию директор кафе кладет всего лишь три, а полученную неправедным путем прибыль отсылает родным в Израиль.