К началу 1820-х гг. общее количество домов на острове достигло тысячи, но каменных из них всего насчитывалось около 30 частных и 128 казенных.

Писатель и журналист П.П. Свиньин в 1821 г. писал: «Домов, считая в городе, около 1000, в том числе 128 каменных зданий, в коих помещаются воинские служители, присутственные места, гошпитали, магазины, заводы и прочие, и около 30 каменных домов, принадлежащих частным людям». Кроме того, он отмечал, что «партикулярные домы большею частью здесь одноэтажные с палисадником на улицу, что придает им приятную наружность»[170].

Палисадники и цветники являлись неотъемлемой частью кронштадтских улиц. В какой-то степени это компенсировало уличную грязь, которая весной и осенью становилась в буквальном смысле непролазной. Только в конце XVIII в. несколько улиц замостили и прорыли канавы для стока дождевой воды. Разумеется, как и в любом другом городе России, на улицах паслись рогатые представители домашнего скота.

Естественно, «палисадников на улицу» было явно недостаточно для создания хотя бы видимости благополучия города. Для прогулок светской публики крайне недоставало большого сада с аллеями и прочими необходимыми атрибутами. В начале XIX в. такой сад начали создавать и в Кронштадте. Для него выделили площадь, ограниченную с севера доковым оврагом и бассейном, а с юга – Петровской (ныне – Октябрьской) улицей. В конце XIX в. его стали называть Летним, и это название сохранилось до сих пор.

Относящийся к марту 1824 г. интереснейший документ, в котором говорится о расчетах с академиком Брюлло, обнаружился недавно в РГАВМФ. Это «Предложение» Адмиралтейств-коллегии: «Выдать академику Брюлло за употребленные им для модели города Кронштадта собственное золото и композицию восемьдесят рублей из суммы, остающейся от производств в 1819 году работ по кронштадтскому порту»[171]. Далее следует разрешение А.Ф. Моллера деньги выдать. Если деньги выдали, значит, и модель изготовили, но как она выглядела – неизвестно. Где она может находиться, если, разумеется, дожила до наших дней, – тоже неизвестно. Очевидно, речь идет о Павле Ивановиче Брюлло (Брюллове, 1793–1869) – отце знаменитых архитектора П.П. Брюллова и художника К.П. Брюллова.

Как уже упоминалось, наводнения сопровождали всю историю Кронштадта и Петербурга. В XIX в. одно из отмеченных в документах произошло в ночь с 18 на 19 сентября 1819 г. Тогда «при сильном ветре прибылою водою как по наружности, так и погреба в валганге совсем размыло, в караульном же доме при оной батарее вода от пола возвышивши была на один с половиной аршин, и караульные служители имели спасение, сделав подмостки под самый потолок»[172]. Далее отмечалось, что подобные наводнения на Котлине случаются почти ежегодно и причиняют существенный вред «по причине весьма низменного местоположения, на котором Петровская батарея находится». Петровскую батарею через некоторое время укрепили, но наводнение 1824 г. уничтожило батарею до основания.

кто же не знает этих строк А.С. Пушкина из «Медного всадника»?

Сильный юго-западный ветер, задувший вечером 7 ноября, к утру превратился в настоящую бурю. В Петербурге вода поднялась на 4,1 м выше ординара, а в районе острова Котлин высота воды составила 3,5 м, затопило практически весь остров, кроме «горы» (это район нынешних улиц Аммермана и Интернациональной).

Популярный в свое временя, но ныне забытый беллетрист В. Мирошевский пережил это наводнение, и вот как он описал это событие: «Любезные, почтенные родители! Это случилось со мною 7-го числа: в этот день я сидел в своей низменной хате и писал вам письмо, часов в десять утра мой хозяин, старик лет 60, вошел ко мне в комнату и сказал, что в улицах, которые стоят на низком месте, разлилась вода и многие стоят в домах своих почти по колено затоплены, прибавив к этому, что он доволен своим местом, которое несколько повыше, а потому воды он не опасается […] Между тем вода стала входить к нам во двор […] вскоре показался небольшой ручеек под моими ногами, и я перенес стол на другое место и продолжал писать. Между тем вода разливалась все более и более, стала приподнимать пол, я, по уверению хозяев, не подозревал никакой опасности, велел вынуть из печи горшок щей и, поевши немного, хотел идти в канцелярию своего экипажа, чтобы окончить письмо, но хозяева уговаривали меня никуда не ходить […] Но поскольку вода в комнате была уже выше колен, я хотел уйти. Стал отворять дверь, но ее силой затиснуло водою. Покуда мы со стариком употребляли все усилия, чтобы отворить ее, то были в воде уже по пояс. Наконец дверь уступила нашим усилиям, я выбежал на улицу и увидел ужасную сцену. Вода в некоторых домах достигала до крыш […] люди сидели на чердаках, кричали, просили о помощи.