Вот тебе и подруги! Одна Лешку увела, другая Артема. Подсуетилась, зараза. Вот уж правильно говорят: «Избавь нас, Господи, от друзей, а с врагами мы и сами как-нибудь разберемся».

«Дела давно минувших дней». Ни обид не осталось, ни печалей. А если и осталось, что толку? Все прошло и быльем поросло. Тогда ей Артем был не нужен, а теперь и подавно.

Но лить слезы перед подругами она не станет. Счастливые глухи к чужим страданиям. Но счастливой оказалась только Аня. А что, по большому счету, может рассказать человек благополучный? Да ничего интересного. И слушать его противно и даже как-то оскорбительно, разве нет? Так что говорили в основном Зоя с Верой. Аня слушала, сочувственно вздыхала.

Ольга Петровна за стол с гостями не села, ушла в другую комнату. Но уши повесила на гвоздь внимания, ловила каждое слово и думала, что вот, мол, живут три подружки, две умные, а третья дура. И надо ж было такому случиться, что этой третьей оказалась именно ее дочь! Плывет себе, как дерьмо, по течению, а прибьет судьба к берегу – оттолкнется и опять на стремнину. И все вроде при ней, а вот не дал Бог доли.

Хотя и у Веры в семье неладно, но та и одна не пропадет – на ногах стоит крепко. А про Аньку что же говорить? Вся ее жизнь как на ладони. Вытянула девка счастливый билет. Единственная печаль, что Артем то и дело по командировкам мотается. Ну так не в Урюпинск летает, а в Страсбург. Две большие разницы, как говорят в Одессе. А как известно, самый лучший муж – это слепоглухонемой капитан дальнего плавания. А Артем-то хорош, ох, хорош! И если бы не Зойкина дурь… Но теперь уж ничего не исправишь, только локти кусать…

Зоя увидела Артема, когда тот вышел из своей «хонды», припарковав ее у подъезда. И неожиданно для себя самой, в чем была – стареньких джинсах и майке, в стоптанных тапочках, – выскочила на площадку, побежала вниз по лестнице. И столкнулась с ним у почтовых ящиков. Сердце билось в груди пойманной птицей, в ушах шумела звенящая пустота.

– Ой! – сказала Зоя. – Знакомые все лица… – И голос прозвучал хрипло и совсем не так весело, как хотелось.

– Здравствуй, Зоя, – обернулся Артем. – Какая ты стала…

– Какая? – с вызовом спросила она, пугаясь возможного ответа.

– Еще красивее…

– Разве это возможно? – лукаво прищурилась Зоя.

– Аня мне сказала о твоем несчастье, – посерьезнел Артем. – Прими, пожалуйста, мои соболезнования. Я знаю, тебе сейчас трудно. Но ты держись, все наладится…

Он стоял перед ней с «Российской газетой» в одной руке и ключами в другой. Такой узнаваемый, но совсем иной – успешный мужчина в дорогом элегантном костюме, с волевым подбородком и тонким обручальным кольцом на безымянном пальце правой руки. Неужели то самое, предназначенное для нее, Зои? Для их несостоявшейся свадьбы? А ее кольцо теперь носит Анька? Но разве это возможно? Разве можно надеть на палец невесты кольцо, купленное для совсем другой женщины? Для нее, Зои!

Она смотрела на его сверкающие ботинки и поставленный у ног портфель фирмы «Данхилл» и боялась заплакать, поднять глаза, в которых уже закипали горючие слезы. И даже прикусила губу, но не удержалась, не совладала с собой.

Ничто не оплакивается так горько, как нереализованные возможности. Однажды отвергнутые, они навсегда остаются единственным, безвозвратно утерянным счастьем. Особенно если сознательно избранный путь завел в безысходный тупик.

Когда она плакала в последний раз? Не вспомнить. Но горькие слезы разочарования копились годами и теперь вот вырвались на свободу, хлынули неоскудевающим потоком, сочась сквозь пальцы.

– Ну что ты, Зоя! – расстроился Артем. – Ну же, не надо! Все наладится, вот увидишь!