Почему так происходит, убедительно объясняет Колин Крауч [Crouch, 2011] в книге «Странная не-смерть неолиберализма». Предыдущий бум зависел от того, что Крауч называет «приватизированное кейнсианство». Неолиберальный поворот в государственной политике в 1970-х и 1980-х годах дискредитировал «государственное кейнсианство», выступавшее за использование государственных расходов для повышения спроса в экономике и возврата к полной занятости. Решение, принятое неолибералами, предусматривало привлечение финансового сектора и опиралось на значительное увеличение частной задолженности. Соединенные Штаты как ведущая экономика, контролирующая доллар, могли бы себе позволить государственный и частный долг, в то время как в других странах дефицит государственного бюджета находился под жестким контролем Европейского союза (ЕС) и Международного валютного фонда (МВФ), и именно значительный рост долгов частного сектора (домохозяйств и компаний) подогревал экономический бум и создание «пузырей» на рынках активов, связанных с этими долгами. Существовал постоянный риск того, что ситуация выйдет из-под контроля, но считалось, что, заложив стоимость рисков в цену и, если необходимо, воспользовавшись помощью центрального банка в виде скрытой интервенции, рынок сам решит проблему задолженности и отведет экономику от обрыва.

Приватизированное кейнсианство, постоянное поощрение увеличения задолженности частных домохозяйств, которым настойчиво предлагались заемные средства с использованием закладных, кредитных карт и банковских ссуд, выработали у людей устойчивую зависимость. Как показывает Крауч, такая ситуация устраивала всех, но больше всего она отвечала интересам корпоративного сектора. Поток легких денег был необходим ему, чтобы продавать товары и услуги и получать прибыль. Участвовавшие в этом процессе крупные компании сами превратились в ведущих финансовых игроков, зависимых от банков, и в то же время в полной мере использовали открывшиеся финансовые возможности. Крауч имеет в виду то, что в современной политэкономии трудно определить интересы бизнеса. Производственный сектор не стремится освободиться от связей с финансовым сектором. В англо-американских странах, представляющих собой оплот современной капиталистической экономики, все приводится в движение именно финансами [Gowan, 2009; Baker, 2010; Green, 2013]. Комплекс интересов, сформировавшийся в современном корпоративном секторе, и его симбиотические связи с государством означают, что деловые круги не испытывают особого желания проводить коренную реструктуризацию экономики или политического курса. Крах 2008 г. был сильнейшим шоком, но он не потряс до основания веру в незаменимость действующей модели финансового роста. Устойчивая зависимость от повышения стоимости активов – от недвижимости до акций – как движущей силы экономики нисколько не ослабла, тогда как восстановление все еще определяется по старым критериям [Hay, 2013].

Бремя проведения корректировок во время рецессии легло в основном на государственный сектор. Цены на жилье упали, особенно в США, но это падение было значительно меньше, чем в других западных странах, включая Соединенное Королевство, а к 2014 г. на рынке жилой недвижимости начал созревать новый «пузырь». В отсутствие роста инвестиций в деловую активность были предприняты осторожные попытки создать условия для нового потребительского бума в англо-американских странах за счет очередного значительного увеличения кредитования. В противоположность этому, политика жесткой экономии в Европе строилась в первую очередь на сокращении государственных расходов и уменьшении доли государственного сектора. Сжатие экономики в 2009 г. привело к резкому увеличению доли государственного сектора в экономике, при том что изначально ставилась задача ее сокращения. К этому добавлялись и расходы на спасение банков. Но, хотя сокращение дефицита в государственном секторе стало проверкой фискальной политики, считавшейся необходимым элементом при закладывании основ восстановления экономики, становится понятным, что никакого восстановления не произойдет, если потребители снова не начнут брать кредиты. Лишь в этом случае компании смогут уверенно делать инвестиции. Экономика большинства западных государств подтвердила свою жизнестойкость в том смысле, что ей в конце концов удалось восстановиться. Но она все еще остается очень хрупкой [Wolf, 2013].